Николай Николаевич снова потянулся, почти встав на цыпочки: душа жаждала чего-то необыкновенно возвышенного. Самому захотелось воспарить над рутинным бытием и лететь, лететь, как леталось в детских снах… Но не отпустили земные дела, притянули обратно, и крылатость души как-то быстро увяла, а тут вдобавок в животе громко уркнуло, напоминая, что давно пора обедать. Катюша и Элиза, поди, уж заждались. Да и месье Легран наверняка пожаловал.
Николай Николаевич заложил руки за спину, покачался с носков на пятки и обратно, задумавшись над делами семейными.
Андре Легран… Очень милый молодой человек. Как он был скромен за первым ужином – что весьма странно для офицера, повоевавшего в Африке, да и для негоцианта, объездившего всю Европу по делам своей фирмы. Впрочем, как подметил Николай Николаевич, смущала его в основном Катрин. Всегда общительная, жизнерадостная, душа застольного общества, она явно не благоволила к соотечественнику. На обеды и ужины в воскресные дни у Муравьевых то и дело собирались довольно шумные компании близких по духу людей – тот же красноярский губернатор Падалка Василий Кирилыч, штаб-офицер Корнилов Иван Петрович, художник Мазер, светлая душа, о молодежи и говорить нечего – любил Николай Николаевич молодых офицеров и чиновников из своего призыва и прощал им многое, чего никогда не простил бы «старикам».
Андре Легран легко вписался в круг этой молодежи, в первый же вечер поразив всех рассказом о жестокой схватке с бедуинами в песках Алжира. Но что там молодые, не нюхавшие пороха, – надо сказать, рассказ впечатлил и самого генерала, и другого бывалого солдата – поручика Вагранова. В нем было много деталей, которые выдумать стороннему человеку просто невозможно, а значит, все рассказанное, скорее всего, было правдой.
– Месье Легран, вы сказали при нашем знакомстве, что были сослуживцем Анри Дюбуа, кузена моей супруги, в девичестве Катрин де Ришмон? – спросил Николай Николаевич и ободряюще взглянул на жену. Но она в этот момент в упор смотрела на гостя и при всем желании не смогла бы заметить поддержки мужа.
Зато Легран встретил ее взгляд и, неожиданно покраснев, опустил глаза.
– Да, господин генерал, – запинаясь, ответил он, – мы были в одной роте, оба лейтенанты. Но я уже говорил, что рассказать о его гибели непросто. Как именно он погиб, я не видел: в том бою я попал в плен вместе с сержантом Вогулом, нашим общим другом.
– И как же вам удалось вырваться? – с нескрываемым уважением поинтересовался Миша Корсаков.
– Бежали, – коротко сказал Легран. Немного подумал и добавил: – Одна бедуинка помогла. Мы ей помогли, она – нам.
На Екатерину Николаевну он больше не смотрел – избегал. А когда она довольно холодно спросила: «Что вы можете сказать хорошего про кузена?» – еще более смутился и ответил односложно:
– Хороший был солдат… и человек неплохой…
После, когда гости разошлись, причем Николай Николаевич пригласил месье Леграна бывать у них в доме по-свойски, у него с Катрин состоялся немного странный разговор.
– Напрасно, Николя, ты приблизил этого франта, – сидя в спальне перед туалетным столиком, сказала Екатерина Николаевна.
Муравьев увидел в зеркале ее холодные глаза и попытался вспомнить, когда последний раз они были такими. Вспомнил – после его слов о назначении в Сибирь. Не самый приятный момент в их жизни.
– Ты что-то имеешь против него, дорогая?
– Есть в нем что-то фальшивое, – скривила губы Катрин. – Я, конечно, не могу судить о доблести воина, но он утверждает, что был другом Анри, а сказать о нем ничего не может.
– Тебе просто обидно, – перебил ее Муравьев, укладываясь в постель. – Иди поскорее ко мне. – Он отпахнул край пухового одеяла, и Катрин нырнула к нему под правый бок, так, чтобы мужу удобнее было ее обнять левой, здоровой рукой. Что он немедленно и сделал, еще и поцеловав ее волнистые каштановые волосы. Катрин в ответ поцеловала его в грудь, и у него сразу перехватило дыхание, так, что потребовалось не меньше минуты, чтобы прийти в себя. – Да, тебе не понравилось, – продолжил он, передохнув, – что Андре ничего не рассказал о твоем кузене. Я понимаю… Но, поверь, я гораздо опытнее тебя и могу с уверенностью сказать: месье Легран – хороший человек.
– И смотрел он на меня…
– Да он вообще на тебя не смотрел, – засмеялся муж. – Ты его сразу смутила своим ледяным тоном, и он вообще избегал тебя. А-а, – догадался он, – ты на него сердита за то, что он посмел не восхититься тобой. Я слышал, женщина за это может возненавидеть самого достойного мужчину. Ну что, я прав?
Катрин приподнялась на локте, со странным выражением лица посмотрела на хохочущего мужа и вздохнула:
– Конечно, ты прав, дорогой. Туши свет.
По-прежнему стоя у окна, Муравьев услышал, как открылась дверь кабинета.
– Не пора ли обедать, Иван Васильевич? – спросил он, не оборачиваясь.