Возвращение Амура

Николай Николаевич задумался, вспомнив, сколько яда по этому поводу излили на него сестра и брат Льва Алексеевича Перовского – министр изложил их филиппики в частном письме своему любимцу, изложил, разумеется, с осуждением, но все же… все же… А дворец с оранжереей, в которой вызревали ананасы, построил себе Гаврила Машаров, и, в общем-то, во дворце не было ничего плохого, если не знать, что воздвигнут он за счет сокрытого от налога золота. Визитки же, по пяти рублей каждая, изготовили для Никиты Федоровича Мясникова – видать, золотая дурь даже такому уважаемому человеку в голову ударила.

Вагранов осторожно кашлянул, отрывая хозяина от невеселых размышлений:

– А что во-вторых, Николай Николаевич?

Муравьев встряхнулся, оглядел застолье. Все смотрели на него: Струве, умница, всезнайка – с пониманием, Катрин – с участием, Элиза – видимо, не все понимая, но стараясь вникнуть, Иван – с готовностью немедленно бежать и исполнять. Милые родные человеки! Насколько было бы труднее исполнять свой долг – нести крест, внутренне усмехнулся он, – если бы рядом не было их живого тепла.

– Да, во-вторых. Во-вторых, хозяйничают они плохо, эти самые Машаровы и иже с ними, да и Горное ведомство – тоже. Сливки с месторождения снимут, остальное бросают, а участки-то остаются за ними. Выходит: сам не ам и другому не дам, – собаки на сене, да и только! Нет, чтобы мелкого частника допустить – тот все до донышка выскребет, до последней золотой пылинки! А в результате – добыча начинает падать. Три года назад давали девяносто процентов всего золота России, а теперь уже только восемьдесят. И это при том, что каждый год открываются новые месторождения!

– Воруют много, – сказал Струве, аккуратно промокнув салфеткой губы после рыбы. – Особенно богатеи. Четверть золота уходит мимо налогов.

Муравьев кивнул:

– Я как генерал-губернатор должен ежечасно печься о наполнении государственной казны, а на золоте и водке столько денег минует ее – подумаешь, страшно становится… О, что-то я нынче разговорился! Наверное, к перемене погоды, – засмеялся генерал. – Вы наливайте, пейте, закусывайте. Я ведь не против выпивки – просто мера нужна. Человек честь свою и достоинство блюсти должен. А более того – государственный чиновник! По нему народ о власти судит. Да, кстати, Иван Васильевич, как там Сутормин?

– Я домой его отвез, – благодушно откликнулся Вагранов.

– Как – домой?! – Муравьев даже привскочил от возмущенного удивления. – Я же приказал…

– Не пьян он был, Николай Николаевич. Простыл человек, заболел, его со службы отпустили – отлежаться. Денег у него на извозчика не было – шел, от жара качался. Я и отвез. А дома у него – жена, трое детей и голые стены. Не на что пить – нищета!

– Чиновник золотого стола – нищий?! Да там взяточник на взяточнике! – не унимался Муравьев.

– Может быть, он – честный человек, – подала голос Екатерина Николаевна, до того переводившая вполголоса разговор на французский – для Элизы.

Элиза слушала, кивала, а на последних словах Вагранова встрепенулась, умоляюще посмотрела на Николая Николаевича:

– Situation catastrophique?[42] Я могу дать помощь… бьедный чьеловек. Я иметь франки.

Муравьев, собиравшийся что-то добавить, проглотил слова.

– Мы с Элизой завтра же съездим к нему домой, – поспешила предложить Екатерина Николаевна. – Ты не против, дорогой?

– Да, да… – смущенно кивнул Муравьев и, помолчав, добавил, обращаясь к Вагранову: – Спасибо тебе, Иван Васильевич, что не выполнил мой приказ.

Глава 5

1