Возвращение Дикой Розы

Он подошел к номеру Лус и постучался. Но не услышал в ответ привычного: «Сейчас, сейчас, заходи!»

Алваро нажал на дверную ручку — было не заперто.

«Оставила специально для меня, — улыбнулся он. — Видно, знала, что после празднования будет спать слишком крепко».

Он заготовил в уме строчку детской песенки: «Братец Якоб, братец Якоб, спишь ли ты, спишь ли ты?» Сейчас он склонится над ухом Лус и ласково пропоет ей это вместо будильника.

Алваро Диас на цыпочках вошел в комнату и остановился как вкопанный.

Лус была не одна!

Рядом с ней, по-хозяйски положив руку на ее точеную грудь, спал белокурый мужчина!

Почувствовав на себе посторонний взгляд, мужчина открыл голубые глаза и тут же зажмурил их снова, точно ему приснился кошмарный сон.

А потом проснулся уже окончательно.

— Извините, пробормотал он и потянулся за своей одеждой, не вылезая из-под одеяла;

— Жан-Пьер? — пробормотала она недовольно. — Ты все еще здесь?

Алваро двинулся к постели.

—Сейчас его здесь не будет! — пообещал он.

Жан-Пьер испугался. Рукопашная с негром вовсе не входила в его планы.

 —Я сам, я сам уйду! — засуетился он.

Но Алваро Диас неотвратимо надвигался на него. Намерения Отелло были явно недвусмысленными.

— Не трогайте меня! — съежился Жан-Пьер. — Вы не имеете права!

Привыкнув к тому, что удостоверение прессы обычно обеспечивало ему защиту и служило пропуском в разные недоступные места, он выхватил из пиджачного кармана ластиковую журналистскую карточку и предъявил Диасу:

— Вы не имеете права, я журналист!

Это было последней каплей.

— Ах, журналист?! — взревел Алваро. — Подлец!

Свирепый мавр Отелло размахнулся и нанес Жан-Пьеру сокрушительный удар в челюсть.

Затем резко развернулся и вышел из номера, не взглянув на Лус и не попрощавшись с ней.

Жан-Пьер улетел домой в то же утро.

Алваро Диас уже, наверное, пьет кофе в своей Бразилии. Наверное, это черный кофе, без сливок. Вряд ли ему теперь захочется вспоминать Вену.

Лус осталась в одиночестве. Она прощалась с австрийской столицей.

Как все-таки ты прекрасна, старинная Вена! Как много ссор и измен видели твои улочки, как много случалось в твоих переулках печального и ужасного? В одном из твоих домов Сальери поднес Моцарту бокал с ядом. А все-таки лучистый гений остался жив и будет жить всегда! И помогла ему в этом ты, Вена! Ведь твоя душа — это музыка.

Много плохого и несуразного происходит в жизни, но все это отойдет, растворится, ведь в основе жизни — музыка и гармония. Скажи, Вена, правда все будет хорошо?

...Лус зашла в собор святого Стефана, где ей пригрезился однажды юный Йозеф Гайди, и присела на скамью послушать мессу. Последние два дня у нее отчего-то постоянно кружилась голова. Ее подташнивало. Она потеряла аппетит. Она вспомнила, что испытывала нечто подобное, когда ожидала Розиту: тогда Пабло, медик, первым догадался, что Лус беременна.

А сейчас, вероятно, сказалась напряженная работа. Слишком много событий в такой короткий срок.

Лус сложил руки на грудь, как некогда делал Алваро, и обратила Господу свою просьбу:

— Спаситель! Сделай счастливыми всех, кого я люблю, и всех, кого я обидела! Пошли счастья всем, кого я знаю и кого я не знаю! Всем, всем! И мне тоже. Прости меня, грешную, я так слаба и нуждаюсь в утешении и поддержке! Аминь.

В это время в Рио-де-Жанейро Алваро Диас действительно пил черный кофе. Он сидел на веранде открытого кафе. Отсюда хорошо был виден холм Корковаду, и на нем гигантская статуя Христа, возвышающаяся над всем городом. Христос распростер в стороны рука, словно благословляя всех людей на земле.

И в том числе его, Алваро Диаса, а еще... Лус, Лус Линарес навек потерянную для Алваро, я все же такую чудесную!

В уме Алваро неотвязно звучал напев последней, прощальной арии Отелло.

Скажите всем, что я был человекС любовию безумной, но страстной;Что ревность я не скоро ощущал,

Но, ощутив, не знал уже пределов;Что, как глупец индеец, я отбросилЖемчужину, дороже всех сокровищЕго страны, что из моих очейК слезливым ощущеньям непривычным,Теперь текут струей обильной слезы...

Алваро подумал, подозвал официанта и ... заказал ему сливки, чтобы добавлять в кофе.

Тино, разумеется, забыл про свой злосчастный долг и про расписку, которую он подписал в кабинете управляющего. Иногда он краем сознания вспоминал о нем и даже искренне решал заплатить, но его голова теперь редко бывала настолько ясной, чтобы сообразить, что с каждым днем долг увеличивается вдвое, и, значит, очень скоро достигнет астрономической суммы.

Один раз с друзьями он даже заходил в «Твой реванш», но Койот не появлялся, а Тино хоть я вспомнил о нем, решил не показываться ему на глаза. Он забыл о том, что политика страуса, который при приближении опасности прячет голову в песок, мало кого доводила до добра. Расплата, в конце концов, наступала.