К своему изумлению, она увидела, что книжка, которую он раскрыл, была не чем иным, как... нотами!
И, хотя ей совершенно не хотелось общаться, она посмотрела на своего попутчика с гораздо большим интересом, чем прежде. К тому же ее тронула его забота, подоспевшая так вовремя.
Соседу же, напротив, не терпелось завязать разговор.
— Извините меня за бестактность, сеньора, — вежливо осведомился он. — Но скажите, вы, наверное, летите в Вену на похороны?
«Как стыдно, — подумала Лус. — Я веду себя так, будто у меня кто-то умер. Истеричка. Наверно, Пабло прав, утверждая, что мне надо подлечить нервы».
Она взяла себя в руки и через силу улыбнулась:
— О нет. Совсем напротив. Я лечу в Вену петь.
Сосед удивился:
— Петь?!
Его выпуклые глаза вспыхнули еще большей заинтересованностью:
— Вы умеете петь?
— Немножко, — с лукавой скромностью отозвалась Лус.
Теперь она вновь была в своем привычном амплуа: неотразимая красавица, которая кокетничает с мужчиной в этой. В роли она чувствовала себя защищенной и неуязвимой. До тех пор, пока это не переходило границ легкого флирта! Но, разумеется, в салоне самолета ничего, кроме словесного ухаживания, быть не могло, и потому ситуация ее вполне устраивала.
Чернокожий сосед окинул взглядом всю ее хрупкую фигурку, что-то прикидывая в уме.
Наконец он высказал свою догадку:
— Эстрада?
Лус отрицательно покачала головой.
Сосед сделал еще одну попытку:
— Оперетта?
Лус опровергла и это предположение:
— Опять не угадали.
Попутчик развел руками:
— Что же тогда? — Лус скромно опустила ресницы:
— Опера.
Негр так и подскочил на своем месте. От неожиданности его черные глаза навыкате стали еще более выпуклыми.
— Невероятно! Оперные певицы всегда такие полные солидные, пышнотелые. А тут — почти девочка, тростиночка! Нет, быть того не может.
— Извините, сеньорита, — охрипшим голосом проговорил он. — Но я вам не верю.
— Ничего, ничего, — пряча довольную улыбку, успокоила его Лус. — Пожалуйста, не верьте, если не хотите. Вы правы, женщины любят присочинить о себе.
Она откинула спинку самолетного сиденья и приняла полулежачее положение. Прикрыла глаза, будто собиралась вздремнуть.
Сосед разочарованно подумал: «Она дает мне понять, что разговор окончен. Как я глуп! Надо было спокойно выслушиват вранье и поддакивать. Тогда, возможно, наше знакомство продлилось бы...»
Лус же, выдержав эффектную паузу, будто невзначай промурлыкала себе под нос несколько тактов из арии Дездемоны.
Ей предстояло петь в «Отелло» на сцене Венской оперы. Она вообще любила музыку Джузеппе Верди, а это произведение считала вершиной его творчества. Здесь каждый пассаж — это само совершенство. И поэтому она пела, хоть и тихонько, но с нескрываемым наслаждением.
Все огромное тело ее попутчика напряглось, точно он готовился к прыжку.
— Что это? — только и смог проговорить он.
Луситой же овладевал азарт.
Ничего не отвечая, она начала петь все громче и громче.
И вот уже рулады звучат в полную силу!
На нее начали оборачиваться пассажиры. Спящие просыпались. Бортпроводница замерла в проходе между креслами с подносом в руках.
Но люди не возмущались. Они были восхищены. Мексиканцы, летевшие этим рейсом, узнали голос своей любимицы, своего кумира, Луситы Линарес: они постоянно слышали его в телевизионных и радиопрограммах. Они привстали со своих кресел: не каждый день доводится увидеть звезду национальной сцены так близко.
Австрийцы, которые возвращались к себе домой, еще не слышали фамилии Линарес. Но среди них было много знатоков и любителей музыки, ведь у них на родине музыкальная культура прививается с детства. И они, почувствовав подлинное мастерство, были очарованы.
Но вот пропеты последние ноты.
Лус подчеркнуто равнодушно уставилась в иллюминатор, будто ничего и не произошло.
И вдруг салон самолета наполнился громом аплодисментов.
Стюардесса приблизилась к Лус и почтительно предложила:
— Сеньора, не хотите ли шампанского?
Благодарю, — отозвалась Лус. — Пожалуйста, и мне, и моему спутнику.
Бортпроводница наполнила два бокала, и Лус взяла оба, руки ее соседа заметно дрожали, и он рисковал пролить напиток.
В салоне началось движение. Мексиканцы вставали со своих мест кто с блокнотами, кто с простой салфеткой, чтобы взять автограф у Лус Линарес.
Стюардессе даже пришлось просить по радио, чтобы люди соблюдали порядок и вернулись к своим креслам.
Когда суматоха утихла, Лус протянула своему спутнику бокал:
— Ну что ж, выпьем за наше знакомство и за нелепые женские фантазии, которым нельзя верить!
Негр только теперь перевел дух:
— Да./. Вы меня посрамили!
И выпил шампанское залпом, точно колодезную воду. На его черном лице блестели капельки пота.
Лус от души потешалась над ним.
Сосед же робко предложил:
— А все-таки я рискну... Давайте же познакомимся. Разрешите представиться, сеньора Дездемона...
Она с озорной готовностью протянула ему свою узкую руку. Он пожал ее осторожно, точно боялся повредить, и неожиданно представился:
— Отелло!
Лус поперхнулась шампанским. Теперь пришла ее очередь изумиться.
— Вы шутите? — спросила она.
— Шучу, — согласился негр.