Возвращение домой

– Если это может послужить тебе каким-то утешением, мы не одиноки в беде, и если что, то будем переживать лихолетье все вместе и сообща.

– За кого мне по-настоящему больно, так это за любимого папчика и таких, как он. Он уже прошел через все это раньше, и мама говорит, что он в полном отчаянии, хотя и старается изо всех сил не показывать виду. Он тревожится не за себя, а за всех нас. В особенности за Эдварда.

– Значит, это из-за войны ты не хочешь выходить за меня?

– Я этого не говорила.

– Можешь ли ты вообразить себя женой кадрового офицера?

– Не очень, но это не значит, что я бы этого не хотела.

– Итак, на данный момент мне почти нечего предложить тебе, кроме разве что многолетней разлуки. Если ты не уверена, что сможешь справиться с этим испытанием, я прекрасно тебя пойму.

– С этим я легко могу справиться, – ответила она с абсолютной уверенностью.

– А с чем не можешь?

– Да со всякими глупостями, которые ты, вероятно, сочтешь не стоящими внимания.

– Например?

– Ну… Не прими мои слова за грубость, критиканство и прочее, но я не уверена, что впишусь в твое семейство. Признайся, Руперт, я произвела не слишком хорошее впечатление на твоих родителей.

– Я знаю, моя мать далеко не ангел, – признался он, – но она не дура. Она сумеет приспособиться к любой ситуации. И даст бог, пройдет не одно десятилетие, прежде чем я стану хозяином Таддингтона и на меня ляжет бремя ответственности. Ко всему прочему хоть я и уважаю своих родителей, но никогда перед ними не трясся.

– Боже правый, да ты не робкого десятка! Хочешь сказать, что пойдешь им наперекор?

– Я хочу сказать, что собираюсь жениться на женщине, которую люблю, а не на леди егерше – знаменитой охотнице на лисиц или на многообещающем кандидате от консерваторов.

Эта тирада заставила ее расхохотаться, и сей же миг она опять сделалась его любимой Афиной. Он обнял ее одной рукой за шею, притянул к себе и поцеловал. Когда он оторвался от ее губ, она заметила:

– Определенно, я не вхожу ни в одну из этих двух категорий.

Он снова откинулся в своем шезлонге и подытожил:

– Итак, с одной «глупостью» мы разобрались. Что еще?

– Ты не будешь смеяться?

– Обещаю.

– Видишь ли, дело в том, что я никогда не хотела бракосочетания.

– Брачной церемонии или жизни в браке?

– Брачной церемонии. Я имею в виду свадьбу, венчание и тому подобные вещи. Ненавижу свадьбы. Поразительно, но они всегда казались мне тяжкой повинностью для всех участников. Особенно для бедняжки-невесты.

– Я-то думал, что любая девушка мечтает о дне своей свадьбы.

– Только не я. Я побывала на слишком многих свадьбах, и как подружка невесты, и просто как гость, – все они одинаковы, разве только каждая будто бы стремится перещеголять все предыдущие показной роскошью и размахом. И потом, приготовления к свадьбе занимают не один месяц… Все эти бесконечные примерки, рассылка бесчисленных приглашений. Старые тетушки отпускают добродушные шуточки насчет медового месяца, а в «подружки» невесте навязывается какая-нибудь прегадкая кузина. Затем – сотни умопомрачительных свадебных подарков: подставки для гренков, японские вазы и картины, которые ты никогда в жизни не захочешь повесить на стену у себя в доме. А когда все окончено, ты день-деньской пишешь, скрестив пальцы, лицемерные благодарственные письма, а вокруг все нервничают, раздражаются и ударяются в слезы. Это чудо, что кто-то вообще выходит замуж, но держу пари, у большинства девушек случается нервный срыв во время медового месяца…

Руперт терпеливо слушал, пока Афина не выдохлась. За ее бурной тирадой повисло долгое молчание. Потом она угрюмо буркнула:

– Я же говорила, что все это дурь…

– Нет, – возразил Руперт, – ничуть не дурь. Но мне кажется, ты сосредоточиваешься на вещах второстепенных. Я говорю о всей жизни, а ты зацикливаешься на одном-единственном дне. На существующей традиции. И я думаю, при нынешнем положении вещей в мире мы имеем полное право послать традиции куда подальше.

– Мне тяжело думать об этом, Руперт, но для моей матери это будет жестокое разочарование.

– Да нет же! Она любит тебя и все поймет. Теперь можно считать, что мы все обсудили, взвесили «за» и «против». Что же касается бракосочетания, то, если уж на то пошло, совсем не обязательно, чтобы там был кто-то, кроме нас двоих.

– Ты это серьезно?

– Безусловно.

Она поднесла его руку к губам и поцеловала ее, а когда снова подняла глаза, он увидел, что в ее глазах блестят слезы.

– Мне хочется плакать – так глупо… Просто я никогда не думала, что такое возможно. Что возлюбленный может быть одновременно и лучшим другом. Ты мой любовник из «Шотландского уголка», Руперт. Похоже на название какого-то блюда. Но друг – это важнее, потому что это навсегда.

– Верно, это по-настоящему важно, – отозвался Руперт ровным голосом, и ему не без труда дался этот спокойный тон – так его растрогали ее слезы, так его захлестнули любовь и ревностное стремление сделать все ради нее.

– У тебя есть платок?

Он подал ей чистый носовой платок, она высморкалась.

– Который час, Руперт?

– Почти полдень.

– Скорей бы обед. Я умираю с голоду.