Возвращение домой

– Скоро у меня начинается длинный отпуск, – сообщил он без всяких околичностей, – и меня пригласили поохотиться на тетеревов в Пертшире. Сказали, что и тебя могу взять.

– Кто сказал?

– Монтегью-Криштоны. С Джейми Монтегью-Криштоном мы учились вместе в военной академии в Сандхерсте. Родители его – милейшие люди, и у них есть чудесный охотничий домик сразу за Гленфручи. Холмы да вереск, по вечерам – камин, который топят торфом. Пожалуйста, скажи мне, что поедешь.

– Мне придется ездить верхом?

– Нет, только немного ходить пешком.

– А вдруг зарядит дождь?

– Будем надеяться, не зарядит, а если это и случится, так ты всегда можешь засесть дома с книжкой.

– Да нет, на самом деле мне безразлично, что делать, но я ненавижу, когда от меня ожидают определенного поведения.

– Я знаю. Так поедешь? Будет весело.

Она колебалась, закусив розовую нижнюю губку.

– Сколько времени мы там пробудем?

– Как насчет недели?

– А когда эта неделя кончится, ты еще будешь в отпуске?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хочу заключить с тобой сделку. Я отправлюсь с тобой в Шотландию, но потом давай поедем вместе в Корнуолл. Погостишь в Нанчерроу, познакомишься с мамой, с папчиком, с Лавди и Эдвардом. И с нашими любимыми собаками. Со всеми, кого я люблю.

Это приглашение, сделанное Афиной по своей доброй воле, без всякого нажима с его стороны, застало Руперта врасплох и страшно обрадовало. Она так мало поощряла его ухаживания, с таким равнодушием относилась к знакам его внимания, что он никогда не понимал, нравится ли он ей или же она просто его терпит. Чего уж он совсем не ожидал от нее, так это приглашения к себе домой.

Он постарался скрыть свою радость – бурный восторг мог отпугнуть ее, еще передумает! – и сделал вид, будто обдумывает предложение, а затем неторопливо ответил:

– Хорошо, я думаю, ничто не мешает так сделать.

– Вот славно! В таком случае поедем в как там его…

– Гленфручи.

– И почему только в Шотландии все названия звучат как «апчхи»… Теперь мне надо покупать уйму колючего твида?

– Всего лишь хороший непромокаемый плащ и подходящую обувь. И еще что-нибудь нарядное для шотландских танцев.

– Ничего себе! Когда ты хочешь выехать?

– Нужно выехать из Лондона пятнадцатого числа. Путь неблизкий, не стоит терять время.

– Будем ночевать в дороге?

– Если хочешь.

– В разных номерах, Руперт!

– Обещаю.

– Ну ладно, уговорил.

Поездка в Гленфручи оказалась настолько же успешной, насколько не удалась затея с поездкой в Таддингтон. Держалась прекрасная погода, небеса синели, а холмы лиловели цветущим вереском, и в первый же день Афина бодро прошагала не одну милю, сидела с Рупертом в его засидке и, когда он запрещал ей разговаривать, вела себя тихо как мышка. Хозяева и остальные гости держались дружелюбно и непринужденно, никто не обескураживал Афину какими-либо требованиями или ожиданиями, и в такой обстановке она буквально расцвела. На ужин в тот вечер она оделась в синее, отчего глаза ее засияли сапфирами, и все представители сильного пола слегка ею увлеклись. Руперта распирала гордость.

На следующее утро, к немалому его удивлению, она встала спозаранку и кипела энергией, предвкушая еще один день на холмах. Но Руперт, волнуясь, как бы девушка не переутомилась, предложил ей остаться дома.

– Ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой?

– Хочу больше всего. Но нисколько не обижусь, если ты пожелаешь провести день здесь. Или хотя бы утро. Ты могла бы прийти к нам после полудня, принести в корзине обед.

– Благодарю покорно, не желаю быть обеденной корзиной! И не хочу, чтобы ты обращался со мной, как с вянущей фиалкой.

– У меня и в мыслях не было.

На первый гон этого дня Руперт выбрал верхнюю засидку, куда вел долгий и устрашающий подъем, который сделал бы честь и настоящему альпинисту. Вновь стояло чудное августовское утро. В чистом воздухе жужжали пчелы, в высоком, по колено, вереске заливались коноплянки, коричневые от торфа ручейки с плеском срывались вниз по склону и впадали в реку, текущую по дну долины. Время от времени Афина и Руперт останавливались, чтобы погрузить руки в студеную, как лед, воду и ополоснуть лицо, наконец, вспотевшие и разгоряченные, добрались до вершины, и открывшийся оттуда вид с лихвой окупил все усилия. С северо-запада, с видневшихся вдали темно-фиолетовых склонов Грампианских гор, дул свежий ветерок.

А потом Руперт стоял в засидке с Афиной и ждал, бесшумно и терпеливо, пока приготовятся остальные стрелки. С севера, скрытая от охотников в засидках грядой холмов, двигалась через чмокающие заболоченные пустоши фаланга загонщиков с флажками и палками, а впереди спасались бегством целые выводки тетеревов. Птицы еще не поднялись в воздух, это был классический момент горячечного восторга, и Руперта мгновенно захлестнула волна совершенного, пронзительного счастья и беспричинной экзальтации, какой он не испытывал со времен далекого детства.

Он обернулся и под влиянием какого-то порыва поцеловал Афину в щеку.

– В честь чего это?

– Сам не знаю.

– Тебе нужно сосредоточиться, а не целоваться.

– Дело в том, что…