Возвращение домой

Но у него явно сердце было не на месте из-за того, что приходится ее оставлять. Он положил руки ей на плечи и заглянул в лицо:

– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?

– Разумеется.

– У тебя есть аспирин?

– Найдется где-нибудь. Иди, Эдвард, иди.

Но он все медлил.

– Я прощен?

Он был похож на маленького мальчика, который больше всего на свете страшится разочаровать своим поведением взрослых и не успокоится, пока ему не скажут, какой он хороший.

– Ах, Эдвард! Я не меньше тебя во всем виновата.

И то была правда, но такая постыдная, что и думать об этом не хотелось.

Эдвард, однако, удовлетворился услышанным.

– Хорошо, – улыбнулся он. – Мне не нравится, что ты сердишься на меня. Помыслить даже невозможно, чтобы мы не остались друзьями.

Он легонько обнял ее, затем отпустил; отвернувшись, поднял со стола тяжелую корзину и направился к выходу. В дверях в последний раз обернулся:

– Я буду тебя ждать.

Джудит почувствовала, как на глаза опять наворачиваются глупые слезы, и не могла произнести в ответ ни слова. Только кивнула – лишь бы он поскорей ушел, – и он вышел в открытую дверь, на секунду его силуэт заслонил солнце и вскоре исчез. Шаги его по гравию звучали все тише и наконец растворились в тишине жаркого, дремотного воскресного дня.

Она стояла посреди пустого, тихого дома. Не было слышно ни звука. Только медленно тикали высокие напольные часы, стоящие у подножия лестницы. Они показывали четверть пятого. Все ушли, осталась только она, да еще больная Диана наверху – наверно, спит в своей роскошной кровати вместе со свернувшимся возле нее в клубок Пеко.

Она двинулась к лестнице, намереваясь подняться наверх, но тут на нее напала такая слабость, что она осела на нижнюю ступеньку и прислонилась лбом к прохладной деревянной балясине. Теперь слезы хлынули ручьем, и в следующий миг она уже ревела взахлеб, как ребенок. Она была рада, что никто ее не слышит, и с облегчением отдалась горю. Из глаз лились слезы, из носу текло, платка, само собой разумеется, у нее при себе не было, и она пыталась утирать слезы подолом платья, но не станешь же в него сморкаться…

В этот момент она услышала на лестничной площадке торопливые шаги. Наверху лестницы они затихли.

– Джудит…

Мэри Милливей. Джудит похолодела, замерев прямо посередине очередного всхлипа.

– Ты что здесь делаешь?

Но Джудит молчала, второпях утирая слезы. Мэри стала спускаться.

– Я думала, вы вернулись бог знает когда и уже давным-давно плаваете в бухточке. А потом увидела из окна детской, как Эдвард один идет через сад. С миссис Боскавен все в порядке? – Ее голос зазвенел от тревоги. – Что-нибудь случилось?

Подойдя сбоку к Джудит, Мэри положила руку ей на плечо. Джудит, как невоспитанный мальчишка, утерла нос тыльной стороной руки и помотала головой:

– Нет, все в порядке.

– Надеюсь, вы не засиживались слишком долго, не утомили ее?

– Нет.

– Но отчего вы пробыли там так долго?

– Мы ходили в хижину, чтобы снять паутину.

– Так почему ты плачешь? – Мэри села на ступеньку рядом с Джудит и обняла ее рукой за плечи. – Скажи мне. В чем дело? Что случилось?

– Ничего. Я… просто голова болит. Я не захотела идти на пляж. – Тогда только она повернулась к Мэри и увидела знакомое веснушчатое лицо, добрый, озабоченный взгляд. – Ты… у тебя есть платок, Мэри?

– Конечно. – Из кармашка ее полосатого фартука явился платок, Джудит с благодарностью взяла его и высморкалась. Перестав шмыгать носом, она почувствовала себя чуть лучше.

– Я думала, ты тоже ушла на пикник вместе со всеми.

– Нет, я не пошла. Не хотела оставлять миссис Кэри-Льюис одну, вдруг ей что-нибудь понадобится. Так что же нам делать с твоей головной болью? Сидючи тут и охая, делу не поможешь. Может, поднимешься со мной в детскую, подыщем тебе что-нибудь в шкафчике с лекарствами. Тебе надо посидеть спокойно и выпить чашку чая. Я как раз собиралась ставить чайник…

Уже одно присутствие Мэри успокаивало и утешало, от нее веяло уравновешенностью и здравомыслием, и это было бальзамом для израненного сердца Джудит. Мэри встала и помогла ей подняться, отвела наверх в детскую и усадила в углу старого продавленного дивана, а сама подошла к окну и слегка передвинула занавеску, чтобы солнце не било девушке в глаза. Затем скрылась в примыкающей к детской ванной и вернулась со стаканом воды и парочкой таблеток.

– Вот, прими это, и тебе тут же полегчает. Посиди тут, расслабься, а я пока приготовлю чай.

Джудит послушно проглотила таблетки, запив их холодной, кристально чистой водой, потом прислонилась к спинке дивана и закрыла глаза. Легкий ветерок веял на нее из открытого окна, уютно пахло свежевыглаженным бельем, сладким печеньем и срезанными Мэри розами, стоявшими в бело-синем кувшине посередине стола. Ее рука все еще сжимала платок Мэри, Джудит стиснула его, как будто это был какой-то талисман, от которого зависела ее жизнь.

Вскоре Мэри вернулась, неся на маленьком подносе заварочный чайник и чашки с блюдцами. Джудит зашевелилась было, но Мэри остановила ее: