Возвращение к легенде

— Да, пока одни, мы и пограничники. Но тем не менее потопили еще два десанта… Докладываю генералу Снегову: так, мол, и так, не знаю, как у вас, а у меня война уже идет вовсю. А он вдруг отвечает: «Теперь, брат, она у всех нас идет, у всей страны. Только что Молотов по радио объявил. Сказал, что враг будет разбит!» Ну, мы приободрились, кто-то даже «ура» закричал. А у меня как камень с души. И вдруг, так через час, другая новость. Из дотов, с правого фланга, сообщают: противнику удалось форсировать Сан. Это примерно в десяти километрах от нас, на восток, недалеко от Медыки… Вот тебе и на! Решаю немедленно отходить в глубину, на командный пункт. Иначе, думаю, потеряю управление, да еще, чего доброго, враг отрежет нас от полевых войск… Ну, накинули мы на плечи плащ-палатки, закрыли петлицы, чтобы диверсанты с чердаков нас не перестреляли, как котят, и начали отходить. Прибыл я на командный пункт к двум часам дня. Запрашиваю Медыку: как дела? Мне отвечают: немцы уже здесь, окружили несколько наших дотов, обкладывают толом, сейчас будут взрывать… Снова звоню командиру корпуса, прошу дать артогонь в этот район. А ребятам говорю: «Держитесь!» И вскоре действительно слышу, как начали бить наши тяжелые орудия. Немцев отогнали. Но и нашим досталось — от немецкой взрывчатки и от своих же снарядов. К вечеру, когда я прибыл туда, мои хлопцы повылазили из дотов совсем седые…

— Ну, а сам Перемышль, — спрашиваю я, — что же было там, после того как вы оттуда ушли?

— Там? Немцам все-таки удалось переправиться через Сан, где — точно не знаю, это могут сказать только пограничники, но к полудню центр города и основные коммуникации — мост, почта, телеграф и другие — были заняты врагом.

— Значит, мы город фактически сдали?

— И да и нет… Дело в том, что, заняв центр, немцы остановились и не стали развивать успех. Почему? Некоторые объясняют это небрежностью. А по-моему, это был проверенный психологический расчет: зачем, мол, толкать камень, когда он уже покатился? Они, наверно, считали, что им лучше отдохнуть, собрать силы для нового броска и через день-два, как было предусмотрено по их плану «Барбаросса», занять Львов. Так у них получалось всегда: в Польше, во Франции, в Греции… Недаром на этот участок были брошены лучшие, кадровые части германской армии, среди них знаменитая 257-я пехотная дивизия, которая в свое время брала Париж. У нее огромный опыт, вышколенные офицеры, заранее имевшие на руках все данные, полная свобода маневра и к тому же поддержка других родов войск — авиации, танков, дальнобойной артиллерии из резерва главного командования. А что было у нас? Пехоты вдвое меньше. И ни одного тяжелого танка, ни одного самолета. Добрая половина бойцов — необстрелянный молодняк. Конечно, все это немцы знали, потому и решили, что после их первого удара мы уже не опомнимся и будем драпать без оглядки. Но они не учли одного…

И Маслюк рассказывает о том самом контрударе, который когда-то казался мне легендой, о подвигах, которые мы — и, вероятно, не только мы — клялись повторить тогда, в те трудные первые дни войны.

Поздно вечером, говорит он, ими был получен, наконец, боевой приказ. Генерал Снегов собрал оперативное совещание — в нем участвовали командир 99-й стрелковой дивизии, старый товарищ и сослуживец Маслюка, полковник Дементьев, начальник пограничного отряда (его фамилию Дмитрий Матвеевич не помнит), и другие командиры частей, сосредоточенных под Перемышлем. Несмотря на численное и особенно техническое превосходство противника, все, как один, решили: взять Перемышль обратно и восстановить государственную границу. Дементьев предложил свой план атаки — наступать развернутым фронтом, сразу с трех направлений.

— Не вдаваясь в подробности, скажу, что генерал Снегов этот план принял, хотя кое-где и уточнил. Надо сказать, что только теперь, когда мы получили свободу действий, можно было увидеть, кто на что из нас способен. Ну, Дементьева я знал, когда-то служил у него под началом и не сомневался в его опыте и военной смекалке. А вот Снегов открылся для меня впервые. Этот корректный, выдержанный генерал удивил всех нас своей зоркостью, я бы сказал, особым тактическим чутьем, которое, как показали дальнейшие события, сработало безошибочно…