Возвращение к легенде

— У нас, пограничников, такой порядок был, — поясняет Александр Николаевич. — Семь раз отмерь, один отрежь. Чтоб невеста была, как в сказке, со всех сторон без изъяна.

И мы все трое смеемся.

— Ты, папа, лучше про шпионов расскажи! — говорит Коля, недовольно хмуря светлые брови.

— Что ж, можно и про шпионов, — соглашается отец — Так вот, был я к тому времени уже начальником погранзаставы, которая несла охрану границы в самом Перемышле…

И Александр Николаевич рассказывает о своей службе. Она была напряженной, как и сама обстановка, сложившаяся в этом районе с его пестрым населением и прогерманскими настроениями в среде западноукраинских националистов. «Что ни день, то нарушение границы, — вспоминает он. — А иной раз и несколько в день. На словах у нас с Гитлером был мирный договор. Ничего не поделаешь, думали мы, раз уж соседями стали… Но ухо держали востро. И знаете, сколько нарушителей границы мы задержали за один последний год? Около полутора тысяч! Это только наша застава. Был у нас такой боец Струков — мы его «снайпером-крысоловом» звали, так вот он один задержал более трехсот… Как ни пойдет в дозор, так обязательно «дорогого соседа» притащит, а то и двух сразу. Талант!.. И диверсии тоже были: фашисты пытались не раз перерезать связь между дотами, взорвать подземный кабель, в общем все знали, где и что у нас спрятано. Но мы их видели, за руку хватали. Ребята у меня на заставе были отличные, один к одному, орлы!»

Александр Николаевич достает из альбома еще одну фотографию, на которой он снят вместе с группой бойцов. С гордостью показывает мне, называя фамилии. Но и эта фотография уже истлела, и все лица похожи друг на друга — видны только сапоги и фуражки. Да точечки вместо глаз…

Но прежде чем расспросить о них подробно, я хочу уточнить прогноз Маслюка в отношении войны. Кому-кому, а уж пограничникам, конечно, лучше было знать, что творилось в той стороне, в немецком Засанье?

Да, они тоже не сомневались, что война будет, получая сведения, так сказать, «из первых рук». Еще в начале весны через Сан, на нашу сторону, перешел немецкий солдат, который при допросе в комендатуре заявил, что Гитлер начнет войну в июне. А за неделю до войны, под вечер, реку переплыл унтер-офицер из «гренадерской» дивизии. Он сказал, что родился и вырос в рабочей семье, которая ненавидела фашистов и всегда сочувствовала Стране Советов. Унтер подробно рассказал о военных приготовлениях командования, о формировании штурмовых групп, которые пойдут первыми. И он уже точно назвал не только день, но и час, когда должна начаться война: 22 июня, ровно в 2.00 по берлинскому времени. Унтера тут же самолетом отправили куда-то дальше, не то в Киев, не то в Москву. Но на другой день командиров застав собрали в штабе и зачитали приказ, чтобы никто не распространялся о войне.

— Приказ есть приказ, — продолжает Александр Николаевич. — Мы считали: начальству с горы виднее. Воинские части стоят в лагерях, командирам дают отпуска — значит, пока ничего страшного нет. Моя Мария Емельяновна, например, в субботу притащила банку с белилами и говорит: «Завтра воскресенье, встанем пораньше, будем красить окна и двери». Забыла? А я помню. Хотел я тогда сказать ей про этого унтера, но воздержался, решил не расстраивать молодую жену…

— Положим, ты и сам не расстраивался, — замечает Мария Емельяновна. — С вечера нарядился, как на парад, новую габардиновую гимнастерку надел, сапоги начистил и пошел гоголем посты проверять.

— Правильно! — подхватывает хозяин. — У нас, пограничников, такой закон: мысли носи при себе, а ордена — на себе. Люди видят: идет начальник заставы подтянутый — значит, граница в порядке. Любимый город может спать спокойно!

И супруги Патарыкины припоминают, как будто это было вчера, все детали последнего мирного дня. Пока Александр Николаевич проверял свои посты, Мария Емельяновна сидела на подоконнике, слушала доносившуюся из парка музыку и разговаривала с бойцами. Жили они на тихой маленькой Бандурской улице, рядом с домом, где помещалась застава. Здесь же, во дворе, были конюшни — там стояли лошади («Если бы вы знали, какие отличные были лошади!»), находились клетки со служебными собаками («А до чего умные были эти собаки: глаза у них ну прямо как у человека!»). И разве кто-нибудь думал, что через несколько часов все смешается в этом мире, таком привычном и налаженном?..