Возвращение к легенде

«6 августа утром мы двинулись к северу в направлении Ново-Архангельска. Было решено прорываться по берегу, вдоль реки Синюха».

Теперь они шли спешившись — последние остатки девяносто девятой. Винтовки и пулеметы против танков…

«Но все-таки нам удалось прорвать три-четыре немецких заслона. Люди дрались отчаянно, бросались в штыки, многие гибли… Так прошли километров семь-восемь, и наши силы иссякли…»

6 августа… Да, кажется, именно в эти дни все газеты, как сговорившись, вдруг замолчали о «героях Перемышля». Это понятно: о тех, кто попал в окружение, во время войны не пишут…

Но что же было дальше? Я смотрю на генерала. Он сидит, подперев голову руками.

— Дальше? — Он, встрепенувшись, отряхивает с себя остатки сна. — Дальше был плен. А потом, через несколько дней, побег… Три плена и три побега за два месяца.

Он вдруг улыбается, заметив вдалеке, на заборе, соседского мальчишку с зеркальцем.

— Вот пострел! Поди, за яблоками пришел. Так они ж еще зеленые!

Сорвав с ветки несколько яблок, он швыряет одно мальчугану, а другие кладет на стол, угощает меня.

— Между прочим, вот такими дарами природы мы тогда в основном питались. Пища беглецов — яблоки да картошка. Как немцы говорят: земля и небо.

И, уже оживившись, рассказывает о своих побегах, о товарищах, с которыми вместе пробирался к своим. Мне все это знакомо… Только имена другие: какой-то бригадный комиссар Аверин, какой-то старший лейтенант Скориков… И вдруг:

— А вод самым Киевом к нам присоединился еще один беглец, некий Логунович…

— Логунович! Подполковник?

— Да, командир какого-то разбитого артполка.

«Какого-то артполка»! Солнечный зайчик упирается мне в глаза. Плывет золотая река, колышется спелая рожь. «Беги к машине, спасай документы!» — слышу я голос моего командира. Я выполнил этот приказ, сжег документы. Но доложить не успел: не было уже ни полка, ни командира…

— Его звали Викентий Иванович?

— Кажется. Не то Викентий Иванович, не то Викентий Владимирович. Точно не помню, память уже начала сдавать.

— И вы вместе прошли к нашим?

— Вместе.

— А он жив?

— Нет, его потом убили. В сорок втором году.

Я встаю. Генерал бережно собирает листочки в папку. Он надеется, что еще опубликует свои мемуары.

— Значит, вы в Москву? Тогда передайте мой привет Павлу Прокофьевичу.

— Кому?

— Опякину. Бывшему командиру девяносто девятой.

Да, мир тесен! Или мне сегодня просто везет…

Павел Прокофьевич Опякин тоже генерал. И тоже уже в отставке. И тоже был в плену. И тоже бежал. Все то же…

И говорить ему об этих последних днях марша тоже трудно.

— Ильин дал вам в общем правильные сведения.

— Но вы могли бы от себя что-то добавить?

— Мог. И в свое время хотел, после выхода к своим… Например, о нашем боевом опыте. Ведь война тогда только начиналась, а мы как-никак прошли марш почти в девятьсот километров, прорвали несколько вражеских заслонов, видели немцев, как говорится, и спереди и сзади и что-то поняли и в их и в своей тактике. Наш опыт мог бы пригодиться. А сейчас…

Генерал почему-то улыбается. Его улыбка немного смущает меня. Но генералу шестьдесят, а мне сорок. Он мудр, как буддийский бог. «Стоит ли молоть воду в ступе?» — читаю я в этой улыбке.

— Разрешите хотя бы небольшую пресс-конференцию?

— Небольшую — пожалуйста.

— Вы, конечно, знаете об обороне Бреста. Скажите, можно ли сравнить с ней оборону Перемышля?

— И можно и нельзя.

— Как это понимать?

— Начну с «нельзя». С точки зрения военной, это совершенно разные обороны. Оборона Бреста возникла стихийно: войска, которые находились в городских казармах, просто не успели получить приказа об отходе и оказались во вражеском окружении. Это заставило их укрыться в казематах старой крепости — месте, наиболее надежном для спасения жен и детей военнослужащих и одновременно для отражения немецких атак с помощью одного лишь стрелкового оружия. Они надеялись, что наши скоро вернутся и освободят их. Но главные силы гитлеровцев прошли далеко вперед, вражеское наступление развивалось. Оборона была обречена. Брестцы, наконец, поняли это и все равно продолжали биться — до последней капли сил, до предела человеческих возможностей… И за это им вечная слава!

Оборона Перемышля сложилась как следствие продуманного контрудара и решала поставленную оперативную задачу: удержать в наших руках основные дороги, ведущие непосредственно к Львову, что мы и делали в течение недели. Львов был взят противником значительно позже предусмотренного им срока, что давало возможность нашей армии организованно отойти на восток и уже на новых рубежах подготовиться к активной обороне.