Возвращение к легенде

«Дивизию я догнал 18 июля к вечеру, когда она приближалась с запада к городу Виннице. Командовал ею полковник Опякин, комиссаром был полковой комиссар Харитонов…»

Это уже о девяносто девятой! И я читаю дальше.

…От Миколаева до старой границы дивизия пробивалась с боями. Враг нажимал на нее со всех сторон, пытался взять в клещи, беспрерывно клевал с воздуха, но она шла, яростно обороняясь и одновременно ища любую, иногда почти неуловимую брешь во вражеском кольце. Два или три раза генералу Снегову удавалось связаться со штабом фронта. Оттуда по-прежнему обещали подкрепления. Но они по-прежнему не приходили. А строй редел, в степях и перелесках оставались убитые — порой их не успевали даже похоронить… Последняя надежда была на заслон у старой границы, однако и здесь не встретили ничего, кроме пустых траншей и давно заброшенных дотов. Доты были засыпаны землей и не годились для обороны. А в свежевыкопанных траншеях лежали еще не остывшие трупы бойцов… Но куда ушли живые? По степи в разные стороны расползались следы людей и повозок, догорали выброшенные из сейфов бумаги — личные дела командиров, приказы, наградные листы. Крестьяне показали на сваленные в клунях груды красноармейских сапог и гимнастерок, говорили, что впереди немцы, и предлагали тоже снять форму и переодеться в гражданское. Но эти бойцы, которые отступали позади всех, были какие-то странные. Они только упрямо мотали головами и, пополнив у колодцев фляги, шли дальше — с оружием в руках, черные от дыма и пыли, с развернутым знаменем впереди колонны. Они еще думали пробиться! И многоопытные «диды», глядя им вслед, печально шептали молитвы, а сердобольные бабы плакали навзрыд… Но мужество, даже обреченное, всегда находит сообщников: почти в каждом селе к походному строю присоединялись местные «парубки», еще не достигшие призывного возраста, но мечтавшие о подвиге. Как их ни гнали командиры назад, в родные хаты, они не уходили. «Мы ж здесь любую тропинку знаем!» — клялись они. И командиры смирялись и приказывали дать им оружие. Так они шли…

Между Проскуровом и Винницей девяносто девятую догнал на машине новый начальник политотдела Ильин. Его представление командованию было коротким. «Прибыли?» — «Прибыл!» — «Но у нас здесь не мед, знаете?» — «Знаю». — «Ну и отлично». Снегов и Петрин пожали новичку руку и направили дальше — к Опякину и Харитонову. Те тоже были немногословны. Харитонов на ходу посвятил в события, предупредил, что будет трудно. Но Ильин и сам видел… От дивизий осталось едва ли больше половины. В строю шагали раненые: кто с повязкой на голове, кто с подвешенной левой рукой — лишь бы можно было идти и стрелять. Лица у всех были измученные. Но не было ни одного, в котором он прочел бы страх. Эти люди уже не боялись ни бога, ни черта. Начальник политотдела понял: здесь не надо агитировать. Надо драться с врагом, не думая о себе, и завоевывать уважение только личным примером. Такой дивизии он еще не встречал.

…А вскоре он увидел ее в бою. Ночью головная колонна подошла к Виннице. Разведчики доложили: восточная часть города уже занята немцами, их охранение, вооруженное пулеметами и минометами, контролирует все дороги, ведущие на восток.

Командиры снова склонились над картой. Но все было ясно и так. Обойти этот город нельзя ни с севера, ни с юга. Дорога на север, к Житомиру, перерезана немецкой танковой группой — об этом сообщили все еще прикрывающие дивизию с фланга остатки погранотряда. На юге, у Жмеринки, немцы тоже вбили мощный танковый клин, который может задержать лишь естественный рубеж — река Южный Буг, и то, если сосед справа при отступлении успел взорвать мосты… Остается одно — пробиваться здесь, у Винницы. Снегов с Опякиным переглянулись, поняли друг друга без слов. Тактика должна быть прежняя, уже проверенная: стремительный штурм с захватом переправочных средств.

Полковник Опякин приказал командиру разведбата смять вражеское охранение. По большаку проскрипели гусеницы — это прошли вперед три маленьких танка. При свете луны их исцарапанная броня искрилась…

О начале боя догадались сразу, по первым же взрывам. Била артиллерия, пытаясь преградить путь. Но танки прорвались. Вернулся на трофейном мотоцикле связной, доложил, что первый мост через Буг взят. Тогда Опякин двинул пехоту.

Уже светало. В розовой от солнца пыли промчался на лошади майор Хмельницкий, невысокий, плотный, в распахнутой черной кожаной куртке. Он на рысях взлетел на холм, откуда был виден город с двумя мостами, соскочил с седла, отдал ординарцу лошадь и скрылся в траншее НП. «Этот сейчас даст им пить!» — сказал, не отрываясь от бинокля, Харитонов. Ильин кивнул головой, хотя видел командира 197 сп только мельком, на совещании. Но Харитонов не стал бы хвалить человека зря.