Возвращение Одиссея. Будни тайной войны

– Э, мил-человек, это она к тебе уже не Цирцеей приедет. Там она уже под нашу дудку плясать будет. Во всяком случае... должна. И имя мы ей тогда уже совсем другое дадим. Может быть, менее загадочное и звучное. Но... уже более соответствующее ее новому... общественно-политическому статусу. Вот так. – Соколовский вздохнул. – Ну что ж, как говорится, длинные проводы – долгие слезы. А еще ведь надо время, чтобы в «Дьюти фри»[81] чего-нибудь на дорожку прихватить. Местного разлива. Да?

Момент расставания был хоть и не холодным, с улыбками и традиционными напутственными словами, но достаточно сдержанным. Обменявшись с отъезжающим крепкими рукопожатиями, оба остающихся товарища сопроводили взглядом прохождение им паспортного контроля и, еще раз махнув рукой на прощанье, дружно повернулись на выход.

– Ну что... Олег Вадимыч? – став на лесенку эскалатора, идущего вниз, на нулевой уровень, спросил бритоголовый шеф, полуобернувшись к последовавшему за ним подчиненному. – Какие ощущения? Одно дельце как бы... немножко... можно сказать, сварганили. Нет?

– Ну... – протянул подчиненный, – похоже, что да. Во всяком случае, мы всё, что могли, сделали. Одиссей возвращается. Теперь... товарищи в «лесу» должны поработать.

– Должны, должны. Но нам, дорогой товарищ, на лаврах тоже почивать рановато. У нас ведь с тобой на повестке дня еще одна головная боль, – подняв вверх правую бровь, многозначительно посмотрел на него шеф.

– Да, – согласился Иванов и добавил: – Как минимум.

– Очень существенное дополнение, – кивнул Соколовский и легким движением спрыгнул с уходящей под землю ленты эскалатора на твердую почву перрона.

Через пять минут они уже сидели в сверкающем своими обтекаемыми формами поезде скоростного метрополитена, уносящем их назад, в славный город Париж, постепенно становящийся для всего лишь пару недель назад прибывшего в него резидента каким-то уже очень близким, и даже, можно сказать, своим.