Возвращение самурая

Я чуть не запрыгал от радости тут же возле афиши: Василий Сергеевич – вот кто был мне сейчас позарез нужен. И как здорово, что он тоже оказался здесь, в Новосибирске!

Я внимательно несколько раз прочитал написанный на афише мелким шрифтом адрес спортзала «Динамо» и рванул пешком, не теряя времени на расспросы об идущих туда трамваях.

Мне почему-то казалось, что я непременно застану Василия Сергеевича в спортзале, но его там не было.

– Занятий не будет до вторника, – сурово сказал мне усатый дядька в синей милицейской форме, – у Василия Сергеевича жена умерла. Три дня ему положено на похороны. Так что бывай пока, а во вторник не опаздывай: он этого не любит.

* * *

Я поплелся прочь, совершенно ошарашенный свалившейся на меня новостью, и даже забыл спросить, в какое время начинаются занятия.

Так сложилось, что я не был знаком с женой Василия Сергеевича, и неизвестно, хотел ли бы он видеть меня на ее похоронах. К тому же я не знал, где жили Ощепковы в Новосибирске, когда и во сколько будет гражданская панихида, или это будет отпевание. Словом, у меня было достаточно доводов, чтобы оправдаться перед собой, и все-таки я чувствовал себя виноватым. И, наверное, поэтому во вторник решил не ходить в спортзал «Динамо», а дать всему происшедшему немного улечься. Хотя мне ли было не знать, сколько потребуется времени, чтобы горе в самом деле хоть немного улеглось.

Я тянул сколько было возможно, но знать, что Василий Сергеевич здесь, в этом городе, и не встретиться с ним – становилось все труднее. И, какой сложной ни представлялась мне эта встреча, однажды я собрался с духом и явился-таки в динамовский спортзал.

И снова, как это было во Владивостоке, я сразу заметил в зале Василия Сергеевича: крупный, бритоголовый, он двигался среди борцов с какой-то неожиданной мягкой грацией, чем-то напоминая сильную мускулистую пантеру.

Он заметил меня, махнул рукой, приглашая подождать, и вскоре подошел.

– На ловца и зверь бежит, – сказал он без тени улыбки, и меня поразила жесткая линия его плотно сжатых губ. Он чуть приподнял руку, пресекая тот неуверенный лепет, которым я попытался выразить ему свое сочувствие, и я понял, что для наших дальнейших разговоров эта тема является прочно закрытой.

Я, как это было принято у нас прежде, дождался, когда Василий Сергеевич закончит тренировку, и мы вышли из спортивного зала вместе.

– Расскажите-ка мне с самого начала, чем вы тут занимаетесь, – попросил он.

Мы медленно шли вдоль реки, которая трудолюбиво тащила по себе плоты, тяжелогруженые баржи с низкой осадкой, добросовестно шлепавшие колесами по воде старые пароходы. И вскоре я обнаружил, что незаметно для себя начал жаловаться этому спокойному невеселому человеку на свою нескладную, как-то не по-моему бегущую жизнь.

– Сами виноваты, – безжалостно заметил он. – Своей судьбой должен распоряжаться сам человек. – Он помолчал и добавил, словно соглашаясь с кем-то: – Ну, в крайнем случае – обстоятельства. А вы позволили повести себя на веревочке, да еще человеку, которого плохо знаете и, мне кажется, недолюбливаете. Разве вы забыли, что Господь дал каждому человеку свободу выбора своего пути?

– Что же теперь делать? – растерянно спросил я.

– Ну, Коля, вы неисправимы, – наконец улыбнулся он. – Теперь вы собрались следовать всему, что предложу вам я. А я, знаете, как-то не готовился к роли вершителя судеб. Могу вам только сказать, что сделал бы я на вашем месте. Но это не совет и тем более не план вашего будущего. Прежде всего, я поступил бы учиться. Туда, где бы мог получить настоящую профессию. Конечно, сначала бы обдумал хорошенько, чем я хочу и чем смогу заниматься. Как решите вы – я не знаю. Может быть, вас все-таки привлекает то будущее, которое спланировал для вас Яша Перлов. Тогда наберитесь терпения: растите, учитесь стрелять… Может быть, этого и хватит для того, чтобы стать чекистом.

Я молчал: мне почему-то казалось теперь, что вся моя предыдущая жизнь была как бы подготовкой к чему-то большему. И соглашаясь на планы Якова Перлова, я будто отрезаю для себя это большее. И мне было больно отказываться от каких-то неизведанных возможностей, от каких-то жизненных вариантов… И, в конце концов, я просто не желал становиться Яковом Перловым, а мне казалось, что он-то хотел меня увидеть именно своим двойником.

Не знаю, как понял Василий Сергеевич мое молчание, но он обнял меня за плечи и сказал:

– Знаете что, Коля: идемте-ка ко мне чай пить. Что-то очень мне не хочется сидеть у самовара в одиночку. Купим по дороге баранок…

* * *

Так я впервые оказался в квартире Василия Сергеевича. Женская рука еще чувствовалась здесь – в занавесках на окнах, горшках с цветами, изящной чайной посуде. Только женщина могла выбрать на стол не клеенку, а синюю с белым клетчатую скатерть, бросить на диван пеструю, в цвет обивке, подушку…

Хозяин обозначил свое присутствие в квартире гантелями, брошенным на спинку стула спортивным костюмом.