Тот хмыкает, пригубливая вино, и Холмс решает проявить чуть больше настойчивости. Обходит стол, останавливается за спиной Джона, мягко кладет руки ему на плечи. Уотсон не двигается, но и не протестует, а его шея над воротником рубашки краснеет, и, расценив такую реакцию как положительную, Шерлок преисполнятся смелости.
– Я надеюсь, ты не очень устал?.. – мурлычет он, наклоняясь, касаясь щекой жестких, коротких волос, слегка трется, пьянея от запаха. – У меня богатые планы на вечер…
Джон оборачивается, явно намереваясь что-то сказать, но детектив не дает – жадно целует, больше нападая, чем уговаривая. Поцелуй получается исступленным и требовательным, что мало согласуется с попыткой принести извинения, и, оторвавшись, наконец, от губ Уотсона, Шерлок, волнуясь, ловит его взгляд.
– Я не устал… – Джон прячет глаза за ресницами, его дыхание сбито, а плечи напряжены. – Вот только…
– Что?.. – тревожится детектив.
– Поесть бы не мешало, – светлые ресницы распахиваются, являя лучистую синеву, – кажется, кто-то говорил про рыбу.
– Рыбу… – Холмс задирает подбородок, укоризненно постукивая пальцами по столу.
– Да, – Джон уже не скрывает улыбки. – Только не пойми меня неправильно, это не значит, что я склонен выбирать между вами.
В шутке четко ощущается двойное дно, но выражение глаз у Джона невинно, и детектив хмурится в задумчивости, рассеянно вооружаясь прихваткой и открывая духовку. Горячий воздух ударяет в лицо, Холмс отворачивается, одной рукой вытаскивая противень, и… неловко задев им за край духовки, почти роняет.
Почившая в соусе и овощах рыба опасно сдвигается по наклонной, грозя перевалиться через невысокий бортик, и, спасая ужин, Шерлок машинально хватается за противень другой, голой, рукой.
ЧЕРТ!!! ЧЕРТ!!!
– Идиот! – Джон молниеносно оказывается рядом.
Холмс с грохотом ставит противень на плиту, лихорадочно дует на пальцы, пока Уотсон хлопает дверцами шкафчика, доставая противоожоговый крем.
– Дай сюда! – зло приказывает он, в противовес тону крайне бережно беря Шерлока за руку и аккуратными движениями нанося крем на обожженную кожу. – Неужели нельзя было подумать…
– Извини… – шепчет детектив, после болевого шока охваченный неестественной эйфорией. – Думать у меня не всегда получается.
Джон вскидывает на него взгляд, сердитый и немного растерянный, стоя так близко, что их губы неизбежно встречаются, и, присев на стол, Шерлок раздвигает ноги, здоровой рукой привлекая друга еще теснее – грудь к груди, живот к животу, пах к паху.
– Хрен с ней, с рыбой… – бормочет Уотсон между поцелуями.
– Ты же голоден… – обличает его детектив.
– Да, голоден, – соглашается Джон и облизывается. – Очень хотелось бы взять что-нибудь в рот...
Шерлок улыбается, предвкушая, не сомневаясь в своей победе в словесной игре.
– Я хочу, чтобы ты взял меня… – сделанный акцент не оставляет простора для толкований, и детектив буквально плавится от удовольствия, наблюдая, как сияющую синеву в глазах друга постепенно затапливает обжигающая чернота.
*
– Ты уверен?.. – задыхаясь, в десятый раз спрашивает Джон.
Вопрос несколько потерял актуальность, с учетом того, что член Уотсона уже наполовину внутри детектива – давит, растягивая, лишая сил, нарушая естественную взаимосвязь между мозгом и речевым аппаратом. Чертоги предусмотрительно заперты на замок, и, теряясь в остроте ощущений, Шерлок с трудом находит способ облечь мысли в слова.
– Да… Джон… Пожалуйста…
Лежа на животе, он прячет лицо в подушку, стонет, изнемогая, Уотсон подхватывает его под бедра, приподнимает, осторожно входя до конца. Предельное наполнение заставляет Шерлока вскрикнуть, перед внутренним взором вспыхивают яркие искры, пока тело приспосабливается к чужому присутствию.
– Как ты?.. – Уотсон склоняется к спине детектива, целует, будто решив непременно коснуться губами каждого позвонка.
Его член пульсирует, резонируя, вызывая вокруг себя мучительно сладостный трепет. Шерлок пытается шевельнуться, но из рук и ног словно вынули кости, и он лишь вздрагивает от едва выносимых волн томящего жара.
– Эй?.. – Джона явно переполняет тревога. – Ответь, все нормально?.. – он слегка подается назад.
«Нет. Да. Пожалуйста. Дай. Джон. Мне. Хочу. Еще. Стой. Боже. Глубже. Трахни…» Обрывки мыслей кружатся бешеной каруселью, Шерлок напрягается, опираясь на локти, прогибается в пояснице.
– Нор… мально…
– Куда уж нормальнее… – то ли фыркает, то ли всхлипывает Джон.
Он снова так глубоко, насколько это возможно, и детектив, зажмурившись, рвано дышит, находясь во власти неожиданного отчаяния. Боль пока еще слишком тесно переплетена с наслаждением, чтобы он мог чувствовать себя уверенно, и, отдаваясь впервые за много лет, Шерлок банально нуждается в поддержке и одобрении.
Ему так хочется… так хочется, чтобы Джон назвал его по имени…
Горечь настойчиво въедается в душу, поскольку своего имени Шерлоку не услышать, а чужое воспринимается почти оскорблением: только не сейчас, не в этот момент, когда они с Джоном – единое целое, когда он принадлежит Джону…