Читаем Возвращение в Египет полностью

Если и вправду наша жизнь, каждый ее шаг есть комментарий к Писанию, меня это не радует. Мы запутались в толкованиях и в толкованиях на толкования, оттого любить ближнего получается плохо.

Дядя Артемий – Коле

Что касается Библейского Исхода, на равных нашей истории, думаю, любой путь, любая дорога, которой человек идет по земле, суть тень, отражение, проекция его пути к Богу. Мало завися от того, кто ты, куда направляешься, она умаляется и растет не сама по себе, лишь от близости света. Когда проселком идешь от фонаря к фонарю, это хорошо видно.

Коля – дяде Артемию

В Старице похоронили Алексеева, хорошего, незлобивого человека. В свое время он был довольно известным фольклористом. Возможно, его фамилия тебе попадалась. Коренной одессит, он занимался тамошним «арго». Остальные пока тянут.

Коля – дяде Петру

Старицкие пишут неровно: то все скопом, то один Исакиев. Палиндромы для него по-прежнему суть бытия. Так что он и теоретик, и практик.

Коля – дяде Евгению

Станет ли Казахстан моим «детским» местом, не знаю. Время покажет. В любом случае, на утробный период (второе его издание) смотрю спокойно. Из прежней жизни я изъят, родня пишет без интереса, даже мама отделывается открытками. Из старицких самый аккуратный корреспондент Исакиев – в каждой почте пара его писем. Он мой старый приятель, отбывали срок на одной зоне.

Коля – дяде Петру

С Исакиевым жизнь не миндальничала. Поначалу всё вроде бы ничего – писал стихотворные фельетоны для газеты «Гомельский пролетарий». Они даже пользовались успехом. Но в 1938 году в одну ночь в Белоруссии арестовали всех палиндромистов – полтора десятка человек (обвинение стандартное – пропаганда обратимости жизни, вообще сущего, тем самым возможность реставрации монархии в России).

Коля – дяде Юрию

Исакиев считает, что палиндром есть протест против необратимости бытия. Ничего не бойся, река всё та же. Уходи из Египта и возвращайся: что Мицраим, что Земля Обетованная ждут тебя, дадут кров и приют.

Дядя Юрий – Коле

Прочитал про ученика Вико, некоего Фраттини. Тот считал маятник палиндрома, его ход от добра ко злу и обратно основой, фундаментом, движущей силой и тем, что держит, не дает распасться на части. Ссылаясь на Откровение Иоанна Богослова, умолял не раскачивать лодку, боялся, что пойдем вразнос.

Исакиев – Коле

И Египет, и Земля Обетованная – части одного палиндрома. Чуть не захлебываясь в крови, мы с равным энтузиазмом скандируем его слева направо и справа налево.

Дядя Ференц – Коле

Что с Исходом, что с возвращением в Египет, думаю, твой Исакиев не прав. Палиндром по своей природе спокоен, уравновешен, а здесь бедствия да мятежи.

Коля – дяде Петру

Вчера, рассказывая кормчему об Исакиеве и палиндромистах, сказал, что для них что конец, что начало суть одно. Потом речь зашла о запрете из Второзакония варить козленка в молоке матери его. Кормчий ответил, что заповедь эта прямо следует из устройства мироздания, как оно задумано Господом. Добро следует отделить от зла, жизнь от смерти. Молоко, которым вскормлен, не должно стать источником твоих мучений. Материнские воды, в которых вынашивалось всё живое, сделались погибелью лишь однажды, в Потоп. Запрет смешивать мясное и молочное дан и в память о клятве, что нового бедствия не будет.

Дядя Петр – Коле

Как-то и мы с Юрием заспорили, не был ли Потоп нарушением будущей Синайской заповеди не варить козленка в молоке матери его, или сама эта заповедь была дана Моисею в память, в подтверждение обетования, что другого потопа не будет. В конце концов помирились. Сошлись на том, что воды Потопа есть околоплодные воды уже нового, очищенного от греха человека. Начало его жизни на земле, день его сотворения – когда отошли воды.

Дядя Юрий – Коле

При Ное землю залил не потоп вод, а собственное зло человека, которое земля больше не могла впитать. Господь предупреждал нас об этом, но поверил один Ной. Потом, когда поры земли раскрылись и мерзость, копившаяся от сотворения мира, вышла наружу, Ковчег милостью Божьей целый год плавал по страшному морю, и на нем никто не погиб. Дальше нам было обещано навсегда затворить поры земли, хотя неправда в мире и продолжала множиться. Помню, когда-то в письме из Рима дядя Петр писал: «Ты исповедуешься священнику, и когда он даст тебе поцеловать крест, Евангелие, подведет под епитрахиль и, перекрестив, скажет: отпускаются грехи рабу Божьему во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь, – это значит, что и новое твое зло Господь взял на себя, ему уже не излиться на землю».

Дядя Юрий – Коле

Мы лили и лили потоки горя, слез, думали, всё уйдет, как в песок. Когда начался Потоп, испугались и из молитв, обращенных к Богу, на скорую руку соорудили Ковчег.

Коля – дяде Петру

Кормчий согласен, что Красное море – потоп вод и огня. Нечистых оно поглотило, праведных спас Ковчег веры.

Коля – дяде Артемию

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза