Возврастающий орёл (СИ)

  Первые метров десять мальчишку не порадовали. Снова узкий коридор, пыльные стены, духота, мерцание огня. Пройдя еще столько же, Тёма приподнял фонарь и заметил, что стоит над маленькой ямкой. К ямке вели недовершенные ступени, уходившие в воду. Тёмка не раздумывая зажал нос и нырнул.

   Участок пещер, некогда активно разрабатываемый, забросили из-за жалоб жителей Казначейской улицы у семинарии. У них вдруг затряслась земля, зазвенели крышки кастрюль на семинарской кухне, устроенной в подвале, пошли плясать сараи, огороды, покосились столбики с бельевыми веревками, затревожилась живность. Вход туда на всякий случай завалили остатками породы. Тогда стояла сушь, но спустя столько времени грунтовые воды все ближе подходили к "рукавам". Затапливаемые весной, они не высыхали летом, уровень воды лишь слегка опускался, осушая одну или две ступени, но глубже уже стояла кристальная вода. Сквозь нее, словно через линзу, виднелось незамутненное дно с мелкими остриями известняка.

  Тёма смотрел вокруг себя, стоя под водой, его босые пятки приятно щекотали белые слепые рыбки. Он хотел вынырнуть и вдохнуть, но тут из-под него взметнулась большая темная рыба. Тёме показалось, будто от ее чешуи исходит тёплый свет. Рыба вильнула хвостом как собака (в чем мальчик готов поклясться - именно по-собачьи!) и поплыла в сторону. За ней поплыл и он, все-таки высунув голову из воды, чтобы отдышаться. Рыба явно хотела ему что-то сказать.

  Остановившись у края подземного озера, рыба начала исступлённо мести хвостом, "подметая" ил.

   Тёма решил, будто бедная рыбина сошла с ума от радости, увидев живое существо, но из-под ее мощного хвоста вдруг блеснуло солнце!

  Горсти мокрых, перепачканных песком и известняковой крошкой, золотых монет, вымела перед ним ненормальная рыба.

   Тёма с благодарностью на нее посмотрел и стал собирать монеты. Он не помнил, сколько заняло времени единственное, что потом всплыло - как пригодилась ему старая куртка, завязанная "корытом". Когда Тёма поднимался по ступенькам, рыба уже закопалась в ил и снова спала.

  Оставалось теперь выбраться назад. Дома Тёму заждались.

  Обвал.

  В те же минуты нечастный Фёдор Иоганнович попал в хитроумную ловушку, поджидавшую искателя в левом "рукаве". Он наступил ногой на пластину, та сдвинулась, и нога застряла в искусственном "кармане". Потратив на свое освобожден е часа полтора (хорошо, хоть ничего не сломал!), скиснувший барон тщательно исследовал весь коридор. Он долго полз, продирался, пятился, падал на колени, ронял ненаглядную "мышь", ругался, божился, вспоминал детство, мечтал, плакал - но ничего не находил необычного. Голые стены, кривые уступы, резкие понижения и возвышения-плато мелькали одно за одним, безнадёжней некуда.

   - Не дураки были масоны, - утешал себя он, - чтобы первому встречному-поперечному свои деньги отдать! Зашифровали, замуровали, аспиды египетские! Мемфис и Изида им в бок на три четверти! Вольные каменщики, в жизни ни одного камня не вытесавшие! Проходимцы! Фантазёры! Ну с чего я взял, что мой прадед полез сюда прятать вверенные ему деньги? Да он их растратил! А я, я - идиот! Повёлся. Все от бедности, от долгов. Эх, кабы имелось у меня состояние....

  Навстречу фон дер Роппу в кромешной тьме пещер двигалась его квартирная хозяйка. Нонну Агафоновну тоже обуял бес кладоискательства, только, в отличии от остальных, она влезла в пещеры со стороны старой пристани, на высоком берегу у деревни Щекотихино. Проходы эти она знала с детства, и, не подозревая ничего о сокровищах, инстинктом двинулась, чуя - здесь надо быть! Надо.

  Бывает такое - знаешь, что надо, а почему - не спрашивай.

  Не выспавшись, гонимая тайной страстью, она недоумевала - куда запропастился ее постоялец, если Фёдору Иоганновичу нет нужды наносить визиты, в Орле у него никого, и тоже спустилась под землю. Чтобы добраться до старой Московской дороги в такой час, ей пришлось довериться самому лихому извозчику, чуть не перевернуться у еврейского кладбища, а потом долго идти пешком по берегу Оки, к кручам, искать вход. Умно взяла с собой палку - Нонне Агафоновне пришлось отбиваться от целого лисьего семейства, захватившего теплую нору. Огрев рыжую по черепу так, что брызнули мозги, она пробралась в пещеру и, отпихивая от себя пищащих лисят, осветила тьму.

  - Если все они полезли, то я чем хуже? - рассуждала она.

  Пламя свечи трепыхалось, почти гасло, но потом загоралось. Нонна Агафоновна испачкалась и замерзла. Над землей парило, внизу же стоял ужасный холод, хуже погреба, и она жалела, что не захватила мехов. Старенький салоп, обшитый куницей, она пожалела - эту рухлядь давала ей мать в приданое.

  Череп пещерного медведя громко хрустнул под ее ногой.

  Фёдор Иоганнович и Нонна Агафоновна тем же вечером мирно беседовали за остывшим самоваром. Никто никому ничего не сказал.