Возвратный тоталитаризм. Том 2

Центральную роль в этом тематическом контексте играет «вождь», на которого проецируется компенсаторные значения генерализованного «отца» как носителя доминантного авторитета, контролирующего «супер-эго». Такой ход оказывается остроумным, понятным и результативным в условиях поднимающегося нацизма в Германии. Рамки этого подхода определяет интерес к фашизоидному типу личности – фрустрированному человеку, тревожному, социально незащищенному, а потому готовому как к подчинению, так и к применению насилия, легко внушаемому, довольствующемуся доведенными до примитива стереотипными черно-белыми представлениями о реальности, склонному к расистской или классовой идеологии, в центре которой лежит образ «врага», с которым надо бороться и который должен быть уничтожен, ликвидирован, устранен для всеобщего спасения и процветания целого и пр. Соответственно тематика исследований этого рода охватывала задачи изучения массовой социализации и травматического опыта подавляемых или депримированных групп населения, ксенофобии, роль трансферта иллюзий и ответственности на вождя, имморализм новых движений, специфику социальных организаций, отбирающих и вбирающих в себя людей этого типа, их коллективную идентичность, ограниченность культурных ресурсов, милитаризм, проективную идеологию молодости, силы, маскулинности и т. п.[233]

Такой тип личности, массового человека, «частицы толпы» неявно противопоставлялся романтическому образу свободной личности, художника или независимого интеллектуала, ницшеанского нонконформиста, бунтаря или элиты

, задающей образцы поведения и мышления для пассивных в творческом плане групп населения, обладающей авторитетом в силу своих достижений или способностей влияния на массы[234]. Поэтому первоначально поиски причин успеха фашизма шли в направлении психологических особенностей личности, утратившей связи с традиционными образованиями (семьей, деревенской общиной, религиозными, региональными или этнонациональными структурами) в ходе интенсивных процессов индустриализации, урбанизации и катастрофических последствий Первой мировой войны. Для исследователей этого направления были неинтересны другие типы личности, характерные для эпохи модерности, процессов модернизации, а именно инженера-менеджера, предпринимателя-трудоголика, ответственного политика консервативного, либерального или социально-христианского толка, судьи, убежденного в объективности всеобщего права, теолога, озабоченного современными социальными вопросами, движимого чувствами сострадания к рабочему классу и жаждой справедливости и т. п. Только авторитарная личность в образе фюрера-некрофила или промышленного рабочего, школьного учителя и т. п.

Позже психологические характеристики господства стали переноситься на систему власти и организации общества, что лишило само понятие какой-либо терминологической определенности. Гораздо чаще политологи, особенно в России, оперируют более размытым понятием авторитаризма, рассматриваемым на фоне латентной парадигмы модернизации (или вестернизации). В логике этого общего подхода авторитарные режимы чаще всего интерпретируются как закономерные последствия укрепления централизованного бюрократического аппарата государства. Они появляются в результате краха традиционных социальных структур (после антиколониальных движений или длительного периода внутренней конфронтации с участием вооруженных формирований), массовизации традиционного социума и включения в мировой рынок, оказывавшего глобализационное воздействие на население, сопротивляющееся изменениям. Считалось, что режимы (системы господства и управления), называемые авторитарными, как правило, возникали в ходе рутинизации военных переворотов, следующих после глубокого социально-экономического кризиса, падения легитимности предшествующих структур господства или антиколониальных движений. В ряде случаев они опирались на определенные этнические или родоплеменные структуры, конфессиональные или социальные группы, принимающие вид «партии» (например, на молодых офицеров или командование антиколониального «революционного» движения), легитимирующих себя в роли модернизационной элиты. В большинстве случаев их экономические ресурсы и материальная база существования режима были ограничены: как правило, это был экспорт сырьевых ресурсов или монокультурной сельскохозяйственной продукции, создающий своего рода ренту для обеспечения правящих кланов или групп. Относительная длительность существования авторитарных систем данного типа вынуждала отличать их от нестабильных «несостоявшихся государств» (failed state), распадавшихся на отдельные территории, находящиеся под контролем враждующих между собой кланов и вооруженных группировок (Сомали, Судан, ДРК).