Читаем Возвратный тоталитаризм. Том 2 полностью

Интуитивно большинство исследователей ощущают проблемы, вызванные неясностью этих понятий и порождаемыми ею трудностями анализа и интерпретации конкретных явлений, что проявляется в обращении к разнообразным аналитическим суррогатам в виде «гибридных режимов», «имитационной демократии», «персонализма» и других уточнениях, определениях и пояснениях основного термина. Понятия авторитаризма, авторитарного режима и производные от него не являются дескриптивными инструментами. Это понятия из разряда описанных выше скрыто нормативных конструкций, указывающих на меру дистанцированности рассматриваемого явления от желаемого образца. Но такое его предназначение не решает главной теоретико-методологической проблемы – получения аналитического инструмента для понимания своеобразия и типологии «недемократических» систем господства, использующих разные технологии насилия и принуждения для обеспечения своего существования.

Единственное средство прояснения смыслового поля понятия – начать с истории его употребления.

Успех этого направления (исследования «Авторитарная личность», «Психология политики», работы Э. Фромма, А. Адлера, Г. Маркузе и других политических философов, психоаналитиков, социологов) обязан тем, что методологически здесь снимались многие вопросы, требовавшие специального рассмотрения (генезиса институтов, воспроизводимости и ретрансляции тех или иных феноменов и пр.), то, что позже было развернуто и объединено под общей шапкой «проблематика культуры», с течением времени занимающей все большее место в социальных и гуманитарных исследованиях. Но для 1950–1960-х годов задача стандартных переменных в объяснениях функционирования социальных систем и процессов была существенно важнее, чем обращение к внешним, «экзотическим» – социальным, культурно-историческим – аргументам. Время веберовского ренессанса еще не наступило. Поэтому черты определенной конструкции личности были перенесены на множество репрессивных или диктаторских режимов, ставших свалкой для целого класса недемократических систем.

Как собственно концептуальное понятие или термин оно возникло в 1930-х – первой половине 1940-х годов в среде исследователей, группировавшихся вокруг неомарксистской Франкфуртской школы, вынужденных эмигрировать из Германии после прихода к власти Гитлера. Для их подхода в первую очередь характерно сочетание марксизма (редукция объяснения к классовому положению наблюдаемых субъектов действия) и психоанализа – фрейдомарксизм. Само слово первоначально предполагало ясный контекст употребления: установление соответствия и взаимосвязи между социально-психологическим типом личности (обусловленного социальным положением индивида, особенностями его социализации, социального контроля, его аспирациями, комплексами) и политической системой, символически представленной фигурой харизматического вождя, фюрера, дуче и политической партией, программные лозунги которой «диагностируют» для фрустрированного субъекта главные проблемы его существования, позволяют идентифицироваться с романтизируемым «движением» (национал-социализмом, фашизмом) и тем самым снимают, разгружают травмирующее его чувство собственной несостоятельности и т. п.

Такие разработки находились в русле общих для социологии и психологии того времени поисков решения одной методологической и теоретической задачи: обнаружения социально-психологической связи между социальной системой и типом личности (базовой личности, национального характера, среднего или массового человека и пр.), институциональной селекции адекватных для тех или иных институтов антропологических типов. Оно позволяло объяснять массовую популярность фашизма (или нацизма, позже они стали разводиться) у определенных групп населения Германии, аттрактивности риторики Гитлера или Муссолини, расовой идеологии и пропаганды, отвечающих определенным комплексам ущемленности, ресентименту и фрустрациям, снимаемым отождествлением себя и фюрера, агрессивного националистического движения или партии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Миф машины
Миф машины

Классическое исследование патриарха американской социальной философии, историка и архитектора, чьи труды, начиная с «Культуры городов» (1938) и заканчивая «Зарисовками с натуры» (1982), оказали огромное влияние на развитие американской урбанистики и футурологии. Книга «Миф машины» впервые вышла в 1967 году и подвела итог пятилетним социологическим и искусствоведческим разысканиям Мамфорда, к тому времени уже — члена Американской академии искусств и обладателя президентской «медали свободы». В ней вводятся понятия, ставшие впоследствии обиходными в самых различных отраслях гуманитаристики: начиная от истории науки и кончая прикладной лингвистикой. В своей книге Мамфорд дает пространную и весьма экстравагантную ретроспекцию этого проекта, начиная с первобытных опытов и кончая поздним Возрождением.

Льюис Мамфорд

Обществознание, социология