Читаем Возвратный тоталитаризм. Том 2 полностью

Совершенно иным (и во многом более продуктивным) представляется подход, предложенный в середине 1950-х годов К. И. Фридрихом и З. Бжезинским. Их выступления отметили принципиально новую фазу в исследованиях репрессивных режимов тоталитарного плана. В отличие от спекулятивно-философского труда Арендт, они строили свой подход на анализе и осмыслении уже проделанных работ, прежде всего описаниях различных институциональных практик тоталитарных режимов, организации власти (сращения партии и государства), идеологической индоктринации через пропаганду, СМИ, систему общественных организаций (от детских и юношеских, женских спортивных, трудовых фронтов вплоть до ячеек на предприятиях или по месту жительства), функции террора, соотношения экономики и политики и т. п. Можно сказать, что они систематизировали и обобщили более ранние исследования различных сфер и практик тоталитарных систем господства.

По существу, они перешли от задачи предметного описания отдельных, исторически конкретных режимов, что было принято политическими историками в качестве само собой разумеющейся исследовательской программы, приведшей к множеству методологических противоречий и антиномий (несоответствию генерализованной теории эмпирическому материалу), к

идее метода исследования: сравнительно-типологического институционального анализа различных тоталитарных режимов. Тем самым они предложили не схему описания конкретных видов репрессивных систем господства, а специализированный язык (аппарат генерализованного сопоставления) для междисциплинарного изучения различных идеологических и репрессивных режимов ХХ века, суммировав их основные характеристики в теоретической схеме «тоталитарного синдрома»[255]
.

Авторы выделили следующие составляющие «синдрома»:

1) однопартийная система, сращение партии и государственного аппарата, в результате которого меняется сам принцип комплектования управляющих кадров бюрократии (не по принципу компетентности, квалификации, а по критериям идеологической выдержанности и партийной лояльности), этим обеспечивается контроль над социальной структурой и мобильностью в обществе, управление социальными процессами; принципиально важным здесь оказывается трансформация права и судебной системы, отказывающейся от правового универсализма как достояния европейской культуры Просвещения; ликвидация любой общественной или политической деятельности, не согласованной с органами власти;

2) миссионерская, эсхатологическая идеология[256] будущего, излагающая программу построения небывалого в истории общества «нового типа», выступающая как основа для всеобщей идейной доктринации и дрессировки населения, в первую очередь молодежи, которая становится строительным материалом «светлого будущего» и наиболее преданным контингентом режима, поскольку именно для молодежи здесь открываются социальные лифты;

3) харизматический вождь, национальный и одновременно партийный лидер, обладающий всей полнотой власти и определяющий цели и средства политики, единолично задающий ориентиры и приоритеты национально-государственной деятельности, решающий все важнейшие вопросы, обладающий высшим авторитетом во всех ключевых вопросах существования страны, которые на данный момент признаются таковыми;

4) разветвленная тайная политическая полиция, обеспечивающая контроль фюрера, вождя, лидера над партией и населением в целом, устрашающая и дисциплинирующая население, ее воздействие предполагает у нее наличие чрезвычайных полномочий (то есть практики, выходящие за рамки «закона для всех») и самые жестокие средства принуждения или насилия, включая и уничтожение тех, кого режим признает «врагом» или «лишним» членом сообщества;

5) государственно-партийная монополия на все средства массовой информации, превращение печати, радио, телевидения и прочих информационных каналов в орудие идеологической пропаганды, агитации и мобилизации населения, его «воспитания» в духе «преданности партии-государству» и «патриотизма», манипуляция массовым сознанием, наказание за использование альтернативных источников информации и интерпретации, подавление альтернативных конструкций реальности, прошлого и будущего, другими словами – монополия на основные виды межгрупповых и институциональных коммуникаций в массовом индустриальном обществе;

6) массовый террор, широкомасштабные репрессии не только против отдельных групп населения, признанных «врагами народа» (по этническим, классовым, религиозным, культурным, политическим или иным социальным характеристикам), но и против всего населения в целом, служащий для обеспечения покорности и управления подданными в целях, поставленных вождем и партией;

7) плановая государственная экономика, обеспечивающая мобилизацию ресурсов и выбор средств для достижения поставленных режимом целей, подчинение хозяйственно-экономической деятельности политике (геополитике, экспансии, милитаризации, реализации идеологических программ и т. п.);

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Миф машины
Миф машины

Классическое исследование патриарха американской социальной философии, историка и архитектора, чьи труды, начиная с «Культуры городов» (1938) и заканчивая «Зарисовками с натуры» (1982), оказали огромное влияние на развитие американской урбанистики и футурологии. Книга «Миф машины» впервые вышла в 1967 году и подвела итог пятилетним социологическим и искусствоведческим разысканиям Мамфорда, к тому времени уже — члена Американской академии искусств и обладателя президентской «медали свободы». В ней вводятся понятия, ставшие впоследствии обиходными в самых различных отраслях гуманитаристики: начиная от истории науки и кончая прикладной лингвистикой. В своей книге Мамфорд дает пространную и весьма экстравагантную ретроспекцию этого проекта, начиная с первобытных опытов и кончая поздним Возрождением.

Льюис Мамфорд

Обществознание, социология