Читаем Возвратный тоталитаризм. Том 2 полностью

Трансформация революционной, эсхатологической миссионерской идеологии большевиков в чисто консервативную идеологию брежневского времени и в еще более явном виде путинизма происходило за счет вымывания обещаний коммунистического рая, светлого будущего, когда «все будет» и «будет счастье», и замены их более приземленными, достижимыми, практическими, потребительскими представлениями о том, что доступно каждому из желаемого в соответствии с его статусом и ресурсами. Этот процесс понижающей адаптации к действительности обязательно должен дополняться представлениями о врагах, которые мешают нам достичь искомого состояния социального блаженства, и об объективных причинах, препятствующих достижению внутренней и внешней гармонии. Тем самым восстанавливаются внутренние разграничения между идеальным, правильным и допустимым, реалистичным, приемлемым.

Структура сознания здесь более важна, чем ее содержательное наполнение, которое может сравнительно быстро меняться в соответствии с общественной конъюнктурой. Она проявляется как коллективно предписанные (а потому индивидуально не сознаваемые), априорно значимые нормы действия и массового поведения. Главное здесь – границы между различными зонами поведения, «своими» и «чужими», задающие как иерархическую вертикальную картину статусов, привилегий, допусков, антропологических исключений, так и социально пространственную картину фрагментированного существования разных групп и общественных особей. Роль идеологии заключается в объяснении («генезисе»), то есть оправдании и закреплении набора разных, реальных и воображаемых социальных инклюзий и эксклюзий. Семантическое наполнение их может меняться, но априорные и бессознательные установки остаются.

Таково, например, представление об «исключительности» русских, которое сложилось давно под влиянием религиозного разделение восточного православия и западного христианства, патриаршей церкви и старообрядцев, воспроизводилось в разделении и несовместимости русской империи и Запада, передового коммунистического строя и загнивающего капитализма, России, сохранившей свои «традиционные ценности» и «нравственность», «духовность», и Европы и Запада, утративших христианские корни и начала и т. п. Сегодня оно работает не как мобилизационное представление о коммунистическом будущем, русских как двигателях мирового прогресса, а как идея «особого пути», России как «особой цивилизации», то есть как защитный барьер против «чуждых» влияний. Функциональные следствия подобной мифологизации и сакрализации прошлого заключаются прежде всего в легитимации властной вертикали и подавлении любых попыток самоэмансипации общества, автономизации групп, конституированных индивидуалистической этикой и правосознанием. Собственно, это и означает блокирование процессов структурно-функциональной дифференциации социальной системы. Государственный патернализм продолжает в стертом и очень рутинизированном виде рудименты социализма, воспроизводя тем самым состояние зависимости населения от власти и терпимости к ее произволу.

Идеология государственного патриотизма при всей его примитивности создает и поддерживает фиктивную реальность мифа светлого и великого прошлого, коллективного единства, почитания воинского подвига и мифических предков – отеческих святых, мучеников православной Руси. Главное в этом процессе – утверждение идеалов самоотвержения ради государства, а значит, метафизика «врагов» и идеологема «особого пути», то есть состояния культурного изоляционизма, блокирующего в массовом порядке возможности плюрализма, значимости субъективной автономии, личного достоинства, гражданской инициативы. Без идеи презентации разнообразных групповых и частных интересов в публичном и политическом поле, как мы знаем из истории других обществ, не может быть участия в общественных делах, самой идеи res publica, солидарности ради достижения своих идей и интересов, а значит, и ответственности. Патриотическая легитимация власти нацелена на ее полную апологию, защиту ее права монопольно выступать от имени ценностей и символов всего национального, коллективного целого. Благодаря этому праву (уже формально закрепленному в ряде законов) режим получает иммунитет от любой критики и контроля. Другими словами, идеология консервативного антизападного русского имперского национализма утверждает полный суверенитет правящей группировки, право господства над населением, превращенным таким образом в одномерную и бескачественную плазму.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Миф машины
Миф машины

Классическое исследование патриарха американской социальной философии, историка и архитектора, чьи труды, начиная с «Культуры городов» (1938) и заканчивая «Зарисовками с натуры» (1982), оказали огромное влияние на развитие американской урбанистики и футурологии. Книга «Миф машины» впервые вышла в 1967 году и подвела итог пятилетним социологическим и искусствоведческим разысканиям Мамфорда, к тому времени уже — члена Американской академии искусств и обладателя президентской «медали свободы». В ней вводятся понятия, ставшие впоследствии обиходными в самых различных отраслях гуманитаристики: начиная от истории науки и кончая прикладной лингвистикой. В своей книге Мамфорд дает пространную и весьма экстравагантную ретроспекцию этого проекта, начиная с первобытных опытов и кончая поздним Возрождением.

Льюис Мамфорд

Обществознание, социология