Возвратный тоталитаризм. Том 2

То, что можно назвать «моральными проблемами», представляет собой самые сложные формы соединения императивов разных институтов, укладов жизни, групповых норм и ценностей и индивидуальных способностей рефлексивного их представления. Такие формы могут возникать только в очень дифференцированном обществе со сложной системой коммуникации и опосредования гетерогенных ожиданий и требований к индивиду. Если их нет, то возникает эффект ложного опознания, искусственной модернизации истории или навязывания реальности чужих моделей. Примитивность научного языка в этом плане – это примитивность и неразвитость самой социальной жизни, не подозревающей о том, что вообще-то возможны и иные состояния, нежели те, которые представляются для индивида (в том числе и исследователя) в качестве «нормальных», безальтернативных, «само собой разумеющихся».

Задачи выработки такого языка описания и интерпретации новых явлений ставились именно на ранних фазах социологии как дисциплины. Это был уникальный момент в истории науки – переживания и одновременного осмысления ранних фаз модернизации, когда прямо на глазах исследователей происходили столкновения, сочетания, соединения смысловых пластов, институциональных систем, человеческих типов, верований и убеждений, принадлежащих к стадиально разным временам (что, собственно, и заставляло думать над их объяснением). Отцы социальных наук оказывались вынужденными каким-то образом синтетически интерпретировать гетерогенный смысловой материал, стараясь при этом не терять специфики его составляющих. Если посмотреть на работы Ф. Тенниса, М. Вебера, Г. Зиммеля, М. Шелера, Э. Трельча, Ф. Знанецкого, Э. Дюркгейма, М. Мосса, Г. Кельзена и множества других их современников, то мы увидим, что фактически все то, что стало впоследствии классикой социологии, и было обусловлено решением проблемы подобных структур взаимодействия. Масса усилий ученых того времени была положена на отслеживание того, как соединяются разновременные нормы и представления в структурах господства, экономики, права, религии, музыки, социальной структуры и т. п. Именно это стояло для них за «понятием и конфликтом современной культуры». Таковы, например, исследования происхождения современных правовых принципов (трансформации вины, причины, ответственности в формальные юридические категории) или зиммелевская «Философия денег», в которой рассматривается, каким образом осуществляется «перевод» иррациональных явлений, аффектов в то, что может быть сосчитано и измерено, скалькулировано, то есть в то, что может принять денежное выражение.

Общий урок, который мы можем вынести из опыта их работы того времени, сводится к следующему выводу: более продуктивным было бы не вытеснять или исключать отношения, не вписывающиеся в схематику целевого рационального поведения (упрощенно позитивистская модель человека), а видеть в них взаимодействие, а значит, человека, способного на сочетание, осмысленную связь разных значений (по принципу «метафоры», шарнира, сочленения разных систем и, соответственно, разных пластов культуры, являющихся ресурсами тех или иных групп или институтов), умеющего ориентироваться и учитывать в своем поведении точки зрения, нормы и интересы разных действующих лиц или институтов[323]

.

Принятие такой посылки влечет за собой осознание нескольких методологических последствий:

1. монодисциплинарный подход в гуманитарных исследованиях оказывается продуктивным для решения лишь ограниченного класса задач, охватываемых одной схемой человека, базовой для данной научной дисциплины, или одной антропологической моделью, соответственно, внутри одного временного континуума; он не пригоден для исторических исследований, в которых затрагиваются вопросы социальной или институциональной трансформации, иерархии культурных пластов, соединения разных систем координат действия;

2. при монодисциплинарном подходе на периферии (или вообще вытесненными из сферы строго научного описания и объяснения) оказываются все более или менее сложные случаи или формы человеческой деятельности, социального и культурного, религиозного и хозяйственного поведения (те, где приходится принимать во внимание сочетание разнородных мотивов, высоких и низменных, индивидуальных комплексов ущемленности и коллективной спеси, корпоративной дисциплины, чести, солидарности и идеализма, общих интересов, институциональной инерции воспроизводства священного наследия и бессмысленность жизни, смерти и педагогики, короче, любые случаи открывающихся сочетаний или конфликтов идей и интересов);

3. для того чтобы вернуть их в аналитическое поле исследовательской работы, необходимо специальное рассмотрение синтетических, сложных форм действия (или моделей человека), требующих учета и понимания того, как действующим лицом или действующими лицами, если мы говорим о массовом человеке, сопрягаются императивы, нормы и ценности разных институтов или разных социальных групп;

4. наконец, возможность вести антропологические исследования зависит от состояния общества, его развитости, сложности.