Штеппа взглянул с ужасом. Так вот она какая - чудовище, утопившее в крови Киевский мятеж сорок четвертого года, чрезвычайный эмиссар Сталина в ранге министра, фанатичная большевичка, которую боятся даже красные "генерал-губернаторы" (как бы при царе назывались Первые Секретари) - жизнь врага для нее дешевле пыли под ногами, а ее слово, это приговор. Здесь, в Львове, у ректора университета сердечный приступ случился, валидолом отпаивали - когда он подумал, что какая-то из приезжей киногруппы, перед которой он откровенничал, это и есть Ольховская! Оказалось, ошибся - но эта, выходит, тоже была тут, где-то рядом. Волчица, почуявшая кровь - пока не растерзает добычу, не успокоится.
И можно лишь посочувствовать ее мужу, если таковой имеется. С такой жить, в постоянном страхе, что она тебя упечет в ГУЛАГ или вообще, к стенке приставит, если усомнится в твоей лояльности.
А он, признанный европейский ученый - перед ней как кролик, на один зуб. С одной лишь надеждой - что она после сыта будет пойманными бандеровцами и про него забудет.
Он давно ждал этого. Рассматривая каждый лишний день на свободе, как подарок судьбы. Так же как когда-то на войне быстро научился не задумываться о завтрашнем дне. Не убили - хорошо. Ну а до послезавтра тоже надо дожить.
Все случилось буднично - когда Сергей Степанович шел по улице Первого Мая, возвращаясь домой из университета, где был по текущим делам. Его окликнули, тут же рядом откуда-то возникли двое в штатском, и сноровисто затолкнули в машину, остановившуюся у тротуара буквально на пару секунд, при этом успели и карманы охлопать - ничего не нашли, с собой оружия Сергей Степанович не носил, "вальтер-38" был спрятан дома, в подвале. Сейчас будут камера, допросы, избиения, и приговор - даже если ему оставят жизнь, он выйдет на свободу в 1978 году. Но его питомцы получили все указания, как раз на этот случай - даже если схватят еще кого-то, вряд ли успеют выловить всю сеть, ведь все было построено по правилам конспирации, рядовые члены групп знали лишь командиров, ну а командиры - других, но не всех. И есть надежда, что СССР семьдесят восьмого года станет хоть чуть менее крепким - касаемо власти комбюрократии, подменившей собой власть народа. Ну а если кому-то из птенцов удастся программа-максимум, "пробиться к вершинам власти, чтобы реформировать антинародный строй", то это совсем хорошо - он, Сергей Степанович Линник, успел вложить в головы правильные политические взгляды!
Верное слово, одно и то же,
Тысячу раз - в чужой слух.
А назавтра, друг в друга вложим,
Руки - понявших двух.
Вчера четыре, сегодня - четыреста,
Ну а завтра - тысячи встанут.
За нашу правду, народу свободу -
В бой кровавый пойдем восстанием!
Его привезли к зданию Львовского Управления ГБ - не к парадному, а к черному ходу. Почти бегом втащили по лестнице, коридор, кабинет, и свет лампы в глаза (за окном уже вечер). Следователь, с капитанской "шпалой" в петлице, перебирал какие-то бумаги, вид имел не грозный, а скорее, уставший и зачуханный от множества текущих дел, кивнул сопровождающим, и продолжил заниматься своими делами. Конвойные вышли, молчание затягивалось. Или это тоже метод гебни, показать жертве ее бесконечно малую величину, что ты пыль, букашка, один из множества, такого, что даже палачи устали?
Дверь открылась, лязгнув как затвор. И вошла та, кого Сергей Степанович сначала принял за ту "фифу из киногруппы", кто нашего уважаемого ректора напугала - но нет, ту он после выступления Константина Феодосьевича хорошо рассмотрел, она по лестнице мимо в пяти шагах прошла, эта лишь похожа. Но удивительно, с какой спешкой следователь (капитан ГБ, по рангу равный армейскому подполковнику) вскочил и вытянулся перед этой, одетой даже не в форму, а в обычное платье.
-Я в соседней комнате буду, Анна Петровна. Когда закончите, звоните. И если что, тоже звоните.
-Ну что вы, Сидор Михайлович - я думаю, гражданин Линник достаточно благоразумен, чтоб на меня не бросаться. Так как хуже будет лишь ему.
И заняла место за столом - где только что сидел следователь. Оглядела арестованного, свысока, как купленную вещь. И сказала:
-Итак, гражданин Линник Сергей Степанович, организатор убийств граждан Голубева, Якубсона, Кармалюка, равно как и попытки убийства гражданина Штеппы. Совершенные составом организованной преступной группы, то есть за каждое из них высшая мера положена. Так что прочие ваши деяния, с политическим оттенком, можно и за скобки вынести - ведь нельзя же вас казнить пять и более раз?
Линник презрительно усмехнулся. Политработник низового уровня на фронте жил, до ранения или смерти, от трех до четырех недель. А раз меня судьба пощадила - то не иначе, для того, чтобы я в истории роль сыграл. Но что в этом может понимать тыловая, кем бы она ни была?