-Возможно, вы удивлены, что вам постановление не предъявили - продолжила фифа - так разъясняю, что пока что его нет. Поскольку вы не арестованы, а скажем так, доставлены для беседы. Но в документ все вписать несложно - если мы не договоримся.
-Стукачом хотите сделать? - расхохотался Линник - а накося, выкуси!
И сложив кукиш, сунул фифе в нос. Сейчас она кнопку нажмет, и ворвутся конвойные, станут его бить - плевать! Если он уже мертв - а что пока еще ходит, дышит, говорит, так это ошибка природы. Но дело его будет жить - и это уже не изменит, не отменит никто!
Хотел сунуть. Но женщина сделала неуловимо быстрое движение, как в ладоши хлопнула - и Сергей Степанович оказался уткнувшимся носом в стол, в руке дикая боль, кисть вывернута, шевельнутся нельзя.
-Меня учил сам Смоленцев - сказала женщина - если сейчас еще довернуть, будет не простой перелом, а сложный, со скруткой и раздроблением. После которого ты уже никогда не будешь владеть этой рукой, как прежде - медицина бессильна. Ты был простой пехотой, ну а мы - осназ, Северный флот, "песцы". Знаешь, как это, уходить по болоту, по горло в воде, раненых на себе таща - когда на хвосте егеря из ягдкоманды? Но я вернулась, а они сдохли - у меня в войну личное кладбище, куда больше твоего. Ты знаешь, чтобы убить или искалечить даже без оружия, голыми руками, не нужна физическая сила - если уметь. Так вы будете хорошо себя вести, Сергей Степанович, или мне вам руку сломать? И если это так вас беспокоит - осведомителей в вашей организации, у нас и без вас достаточно, неужели вы были так наивны, что думали, их нет?
-Отпустите! - прохрипел Линник - что вам надо?
-Немногого - ответила стерва - нам известно, что у вас, Сергей Степанович, очень оригинальные политические взгляды. Но зачем же заниматься кустарщиной, рассказывая кучке своих учеников, за закрытыми шторами? Мы хотим, чтобы вы выступили по радио - изложив ваши мысли широкой аудитории, и не только студенческой.
-Как Константин Феодосьевич? - расхохотался Линник - интересно, чем вы ему пригрозили, и какой пряник обещали, за то, что он по вашей бумажке прочтет?
-Ну зачем так, Сергей Степанович? Вам даже тезисов не дадут - вы в прямом эфире, своими словами, вживую расскажете все, что думаете. Без всякой режиссуры и подсказок. Повторяю, мы в этом очень заинтересованы.
-А кто это, мы?
-Простите, не представилась. Девять лет назад в Киеве меня знали как "Ольховскую". Ну а по чьему поручению я действую сейчас, этого я вам не отвечу.
-И после, вы конечно, пообещаете мне отпущение всех грехов?
-Знаете, Сергей Степанович, как говорил один мой знакомый, "все в руках господних". Как мы можем знать, что с нами будет завтра? Но одно я знаю твердо: ваше выступление, ну если конечно вы не подведете, будет иметь просто оглушительный результат!
Та самая Ольховская? Неужели "Странник" тогда, два года назад, говорил правду? Что и в Москве есть не последние люди, кто хотели бы... Понятно, зачем им нужен я, сыграть роль спички в соломе! Ну а если солома окажется недостаточно сухой - готовый виновник, и совершенно в стороне. Раз сами они не уверены - ну что бы стоило этой, мне пообещать после что угодно, но честно ответила, что у них самих нет уверенности в победе.
И я увижу падение проклятого сталинского режима. Хотя, а кто тогда полезет на трон - и будет борьба, даже война, чтобы старое не вернулось, пусть и с другими вождями! Но ведь нет крепостей, какие не могли бы взять истинные большевики?
А если мы проиграем - то это ведь тоже будет победа, войти в историю, хоть на миг рассеяв тьму? Оставив тем, кто придет после нас (и надеюсь, более успешно) - правильные слова, которые не будут забыты?
-Я согласен. Когда?
Лючия думает, что я не знаю сомнений, страха и ошибок. А мне иногда страшно бывает, до ужаса. Что любопытно, на войне этого не было - сначала молодая была, глупая, верила, что со мной ничего не случится. Затем злая была - решив, сотню фрицев на тот свет отправлю, а дальше без разницы. И даже когда меня из немецкого тыла вывезли, и разговор был о трибунале, за минский провал, я спокойна была, ведь детей тогда спасала - ну а чему дальше быть, тому не миновать, это как шальная пуля-дура.
Первый раз мне было страшно в Киеве, когда я Кука узнала, среди присутствующих на совещании у Кириченко, Первого Секретаря - и думала, все тут бандеровцы. И что сейчас меня убьют, и я не увижу ни жизнь после Победы, ни своего Адмирала, ни своих еще не рожденных детей - а главное, так и не узнаю, удалось ли историю повернуть? И если бы не Юрка Смоленцев с ребятами, бежала бы я тогда из Киева, тем более что инструкции Пономаренко это дозволяли, и самолет меня в Борисполе ждал. Но стали мы вместе - и я поняла, что справимся.