– Рыбу из рек черпаем вёдрами, – продолжал Дмитрий, – ягоду из лесу берём возами, мёд черпаем бочками.
– Как бочками? – удивился посол. – Откуда бочками?
– Известно, откуда, – засмеялся рассказчик, – из леса, кормильца нашего! Вот слушайте, ваша честь, был такой случай. Сосед мой по имению пошёл как-то в лес поискать рой пчелиный да заприметил огромное дуплистое дерево. С трудом, но добрался до дупла, а из него мёд чуть не через край переливается. Не знаю уж зачем, но полез сосед выше, да сорвался с сука и угодил прямо в медовую вязкость. Он и так, он и сяк, а его засасывает всё глубже и глубже. Хорошо, дно оказалось близко, и завяз-то всего по грудь, но как ни пытался, не мог вылезти сам.
Герасимов перевёл дух и посмотрел на посла, тот был весь внимание.
– Два дня просидел горемычный в дупле, но повезло мужику, – нагнетал страху рассказчик. – Пришла к дереву полакомиться медком большая медведица. Сосед мой дрожит, конечно, но деваться некуда – затаился и ждёт. Поскреблась медведица, почесалась о дерево и полезла к дуплу.
– Уф! – выдохнул Сигизмунд.
– Вот, вот! – согласился Дмитрий. – Со страху-то соседушка мой ухватил медведицу за уши да как заорёт. Та и выдернула его из дупла, а сама наутёк.
– А что было дальше? – полюбопытствовал Герберштейн.
– Отлежался и побрёл домой, всё хорошо, но увязались за ним пчёлы, каждая с воробья.
– Как же такие пчёлы в улей залетают? – удивился посол.
– А у нас на Руси отговорок нет. Хоть тресни, а лезь! – пояснил рассказчик непонятливому немцу и продолжал: – Ещё больше намаялся сосед дома, чем в дупле, – три недели в бане отмачивался. Всей деревней только успевали воду носить, – и кончил задумчиво: – Да, богата земля русская, да порядку в ней нет.
Герберштейн был в Москве дважды, вторично – в 1526 году. И опять встречался с Дмитрием Герасимовым. На этот раз забавник поведал послу о растении, из семян которого вырастают ягнята. Эту и другие байки весёлого москвича посол поместил в своей книге «Записки о московитских делах». Этот солидный труд вышел на Западе в 1549 году и принёс автору всемирную известность. Характерно, что Герберштейн вполне серьёзно отнёсся к рассказам Дмитрия Герасимова. В предисловии к книге он писал о предмете своего исследования: «Дабы мнение моё по этому вопросу не показалось кому-либо подозрительным или высокомерным, заявляю, что я воочию видел и осмотрел Московию, и притом не раз, а два. Большую же часть моих сведений я почерпнул от людей той местности, как сведущих, так и достойных доверия. Кроме того, я не довольствовался сообщением одного или двух, а опирался на согласные свидетельства многих».
Умер Сигизмунд Герберштейн в марте 1566 года, купаясь в лучах славы дипломата, путешественника и писателя. Умер, не подозревая о том, какую шутку сыграл с ним московский озорник Дмитрий Герасимов.
Налейка.
Так назывался посёлок, устроенный при Василии III в Замоскворечье. В нём жили литовцы и другие иностранцы (числом до полутора тысяч человек), набранные из разных мест. Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн объяснял это название тем, что обитателям этого местечка (слободы) было разрешено варить пиво и мёд во всякое время года. Это была привилегия, которой не имели москвичи, поэтому Налейка для них была как нектар для пчёл, и слово «налей!» часто звучало в устах коренных жителей.Слобода соседствовала с Крымским мостом, то есть тем местом города, которое было наиболее уязвимо для вторжений татар. Им в первый момент и противопоставлялись слобожники Налейки – в основном профессиональные военные с достаточным боевым опытом. Словом, за три десятилетия до Ивана Грозного Василий III сформировал некое подобие стрелецкому войску.
…В 1823 году у Серпуховской заставы, неподалёку от слободы Налейка было обнаружено иноземное кладбище первой трети XVI столетия. Судя по надгробным плитам, в слободе жили не только литовцы, но и немцы, итальянцы и англичане. То есть современникам великого князя Василия III было у кого позаимствовать военный опыт.
Налейка просуществовала да 1571 года и, как дым, исчезла во время большого пожара столицы. Налейка была первой
иноземной слободой в Москве.Первая
печатная, а точнее, гравированная карта московских земель появилась в Италии, но имела русское происхождение. Выдающийся книжник, дипломат и переводчик Дмитрий Герасимов рассказывал итальянским учёным о своей родине, а заодно, возможно, показывал чертёж московских земель. Чертёж этот, судя по всему, был составлен по опросам и описаниям.