ВПЗР: Великие писатели Земли Русской

– Тогда он был еще не лауреатом, а просто лучшим поэтом Америки. Помню, у нас было party, он пришел, начал всем хамить, язвил, был невыносимым – верх невоспитанности – эдакий enfant terrible. А уходя, спросил: «Надеюсь, я не очень плохо себя вел?» Я сказала невинным голосом: «А я и не заметила». Это его обидело – что я не заметила. Хотя он так старался.

– Значит, вы с ним только матом занимались…

Красная Москва

– Роман Купера – это была моя первая профессионально переведенная книга. И сразу после этого мы с Жаном поехали в Россию в первый раз – это был 1975-й. Там мы познакомились со всеми персонажами книги, с московской богемой, – мне было интересно. Думаю, и им тоже: очень мало тогда американцев приезжало. Тем более русских по происхождению. Наши, белые, уехали – и там на Западе они хранили русскую культуру. Они думали, что это временно, что они вернут потом в Россию то, что было утеряно.

– Как Томас Манн говорил: «Немецкая культура там, где я».

– Это неправильно. Потому что главные носители культуры – это люди, которые живут в своей стране. Первый раз, когда я приехала в Москву, я ожидала, что окажусь внутри чего-то вроде «Анны Карениной», ведь я жила рассказами мамы, которая уехала в 15-летнем возрасте, в 1923 году… А она в свою очередь жила тем, что ей рассказывали родители.

– Ну да, что ей мог рассказать о России лейб-гусар…

– Три поколения у наших не было реального контакта с Россией, тем более с Советским Союзом. В литературе, в воспоминаниях было одно – а в реальности я увидела совсем другое. Я помню, как шла по улице Герцена, в свой первый приезд, и увидела афишу (в смысле вывеску. – И. С.) – «Рыба». На русском языке! Впервые!

– Как, а Брайтон-Бич? Со всеми своими русскими магазинами?

– Тогда там еще не было такой русской колонии.

– Да, действительно, тогда это был негритянский район. А наши потом черных вытеснили, хотя обычно наоборот, негры выдавливают белых.

– Я помню свою радость: я в стране, где все говорят по-русски! В Америке мы жили как на островке в большом море, но я верила родителям и церкви, что есть большая Россия. И когда я приехала и увидела русские надписи, и все говорят по-русски… «Где-то когда-то была Россия, – думала я, – и вот я вижу, что она существует сейчас!» Обычно я, услышав, как кто-то говорит по-русски, сразу поворачивала голову – думала, это кто-то из знакомых. А тут – я приехала в страну, где по-русски говорят все!

– И даже то, что написано на заборе, вы понимали – или вас Бродский к тому времени еще не научил?

– Бродский уже научил. Я же приехала после того, как книга Купера вышла. Это был 1975 год. Слово из трех букв я уже знала.

– Да… Вывески на русском, все говорят на русском – вам в этом смысле повезло больше. А я как ни приеду в Киев, хоть при Советах, хоть сейчас, так там все на русском говорят. Я даже украинским пограничникам делал замечания: вы офицеры, как вы смеете говорить на иностранном! А что еще вам бросилось в глаза в первый приезд в Россию?

– Я удивилась, как все вокруг может быть таким грязным, особенно туалеты! Я думала – как люди, которые уважают себя, это допускают? Не могу, правда, сказать, что в России самые грязные общественные туалеты – в Грузии такие же. Или в подъезд входишь – а он грязный, вонючий и света нет. Я если шла в гости, то брала с собой фонарик. Помню, мы пошли к писателю Владимиру Орлову («Альтист Данилов»). Грязный ужасный подъезд – и входишь в роскошную квартиру с картинами и коврами. Это было очень советское. И на улице – обиженные морды, все сердитые. В Америке много улыбаются, я понимаю, что это ничего не значит – и злая морда тоже ничего не значит, но лучше уж видеть улыбки.

– А было страшно? Вы как-то рассказывали, что боялись советских, думали, что они вас убьют.

– Ну боялись, старое поколение нас пугало, да и американская пресса… Зато в Союзе за мной следили, ходили. Мне было так даже спокойней – никто меня не ограбит, не нападет. Я думала, что я очень умная; как-то взяла такси подальше от гостиницы и адрес сказала неточно, и когда мы подъехали к нужному дому, велела поворачивать направо – а шофер сказал мне: «Нина, тебе нужно налево». Он знал, кто я! А еще меня возмутило то, что он на ты со мной, как он посмел!

– А русские молодые люди к вам приставали?

– Э-э-э… Я была с Жаном. Но все равно ко мне все время обращались, чтобы я продала джинсы, ботинки, пластинки… Но у меня была только жвачка, и я ее дарила. Мне были интересны вопросы, которые они задавали: а такой-то все еще играет на барабане в такой-то группе? Я не знаю! Как, вы, американцы, не знаете таких важных вещей?

– И что вы чувствовали, вы кто – русская или как?

– Я чувствовала, что я и русская, и нерусская, я понимала, что это родина – но это не мое. Меня вот недавно спросили, я русская или американка, и я сказала: «Да». Я и – и. Когда я в России, я чувствую себя американкой, потому что я вижу все недостатки русские. Когда я в Америке – я вижу все недостатки американские.

– И какие же вы там видите?