Врачеватель. Олигархическая сказка

– О, полковник Васылык? Василь Василич? Здоровеньки булы! Ты еще там не «загинул» на работе?… А, домой собираешься?.. Рано, Вася, рано. Слушай сюда, старина. Ко мне тут киллера подослали, да вот ружьишко почему-то не выстрелило… Да, будь спокоен, вон стоит в углу, под полным контролем. Я сейчас на Котельнической, а ты бери опергруппку и дуй ко мне. Но сначала возьмите подельника. Он ждет этого кренделя на коричневой девятке напротив ворот «Афонского подворья». Совершенно верно, на горочке, самое начало Гончарной. Ну, а потом, Василич, милости прошу ко мне на ужин. Помнишь адресок, надеюсь? Все ж таки не один литр упал на печень по молодости. Только водку захвати, а то, боюсь, у меня в доме нет. Ну, а мы пока с Артурчиком чайку попьем, вас дожидаючись. Да, Артурчик?

Вероятно, в знак полного согласия Артурчик сокрушенно опустил голову, периодически потирая левую щеку.

– Вася, – продолжил Пал Палыч разговор по мобильнику, – ты чего там разорался? Указания раздаешь, что ли?.. А, уже выехали? Браво, Суржиков! Смотри, сам не задерживайся. Ситуация-то уникальна тем, что заказчик мне известен, но прямых доказательств нет. Поэтому будет очень интересно пробить всех посредников. И взрыв, и сегодняшняя канитель – это все звенья одной цепи, и Костю этим тварям я не прощу. Пепел Клааса стучит в мое сердце!.. А?.. Хорошо, Василич, понял. Жду.

Положив телефон обратно в карман, Пал Палыч как-то совсем уж безучастно обратился к киллеру:

– Ну что, Артур, заходи. Гостем будешь.

Открыв ключом и распахнув дверь настежь, он встал возле нее и, слегка качнув дулом пистолета, пригласил Артура войти в квартиру.

– Выключатель слева, – сказав это, Пал Палыч сразу сообразил, что в прихожей горит свет.

Они вошли в квартиру, и Остроголов захлопнул за собой дверь. Оказавшись в прихожей, он увидел, что на кухне тоже горит свет. Оттуда послышался звук приближающихся шагов. Отскочив в угол и плотно прижавшись к стене, Пал Палыч крепко сжал рукоять пистолета, настороженно выжидая.

Появившись в прихожей, одетая по-домашнему, но элегантно и со вкусом, Евгения Андреевна застыла на месте. Впрочем, ей немного понадобилось времени, чтобы понять и воспроизвести картину, произошедшую за дверью. Любящая женщина бесстрашна и способна на многое: с яростью дикой кошки она набросилась на несчастного Артурчика, вцепившись своими ухоженными отполированными ногтями ему в лицо.

Остроголову стоило немалых трудов оттащить Женю от своей жертвы и даже на время расстаться с оружием, положив его на полку гардероба.

Переживший повторный шок Артурчик с окровавленным лицом лежал на полу, издавая при этом какие-то совершенно непонятные звуки. И было очевидно, что окажись он в данную минуту перед следователем, с радостью бы рассказал о том, чего и в помине не было.

Когда Евгения Андреевна немного пришла в себя, она бросилась Остроголову на шею, как одержимая целуя его во все доступные места.

Пал Палыч с трудом смог дотянуться до пистолета, хотя Артурчик даже и не думал предпринимать каких-либо попыток, чтобы сменить дислокацию.

– Женька, погоди. А ты как здесь? – с неподдельным удивлением спросил Остроголов, – ты разве не дома?

Евгения Андреевна резко отстранилась, недоуменно глядя на него:

– А разве не ты мне звонил два часа назад из какого-то банка и просил, чтобы я бросала все и немедленно ехала на Котельническую?.. Господи, девки, да он же пьяный!

– Да, теперь вспомнил, – после некоторой паузы, сильно мотнув головой, ответил Пал Палыч. – Но сейчас уже почти нет… Не пьяный… Роднуля моя, как бы там ни было надо его перевязать и сделай нам чаю. Покрепче! Кстати, сейчас еще гости приедут. Ты уж прости.

Перевернувшись на спину, ребенок неожиданно открыл глаза, взяв за руку Остроголова.

– Нет-нет, папулик, ты не думай: я не проснулась. Я еще немножечко посплю. Мне снится сон. Он очень интересный. Я не могу его не досмотреть. Он яркий и совсем нестрашный. А ты пока, пожалуйста, сиди со мной и никуда не уходи.

Лариска Пална вновь сомкнула веки, изящно уложив на полщеки густые длинные ресницы.

Когда на трибуне Государственной Думы появляется какой-нибудь из адептов исполнительной власти, заведомый антагонизм, изрыгаемый депутатами, данному представителю обеспечен. Впрочем, следует признать, что и господа, плодотворно корпящие над профицитом бюджета в Доме Правительства, также не жалуют наших законодателей замечательным, всеобъемлющим чувством, кое в простонародии зовется словом «любовь».

А с другой стороны, если подумать логически: с какой такой стати две ветви власти должны любить друг друга? Зачем, к примеру, исполнительной, добравшись до кассы, делиться с законодательной? Ну и почему бы тогда законодательной не «дозаконодаться» до того, чтобы когда-нибудь не стать исполнительной?