Врачеватель. Олигархическая сказка

– Ох, я бы на твоем месте все-таки еще раз крепко подумал, Паша, – слегка качнув головой, произнес Эдуард Станиславович. – Но, в общем, особой проблемы не вижу. Не понимаю только: какой тебе смысл в этом вопросе советоваться со мной? Двадцать процентов акций твоей компании как бы номинально принадлежат мне, но на самом деле это же твои акции. Ты мне их доверил. К тому же я, как твой старый друг, да и просто профессионал, не мог допустить, чтобы эти бумажки лежали мертвым грузом. Хочу заметить, на данный момент они не просто ликвидны, они еще и оборотисты, как хохлятский самогон.

– Да, Эдька, все так, – Пал Палыч махнул рукой, словно хотел разрубить пополам нить гостевских рассуждений. – И за оборотистость тебе огромное спасибо, только не то говоришь, не то. Суть в другом. Суть в том, чтобы именно ты, твой банк дал этим людям кредиты. А эти двадцать процентов понадобятся нам для другого.

– Боюсь, мои коллеги могут меня не понять.

– Да поймут! Через полгода, через год, но поймут. А пока, на всякий случай, можешь утроить охрану, – Пал Палыч вскочил с кресла. Он размашистыми шагами отмерял диагональ громадного кабинета. – Что для твоего банка эти кредиты? Да ничего. Капля в море. Я же не говорю, чтобы они были беспроцентными. При этом дьявольском неуважении к собственному народу ноль процентов бывает только в «Эльдорадо», к тому же для банков существует ставка рефинансирования ЦБ. Все это понятно. Но ведь при желании можно же сделать недорогой кредит, чтобы процент за него не рубил рентабельность фермеров. А я, уж можешь мне поверить, как-нибудь прослежу, чтобы им никто не мешал работать. И вот тогда пойдут возвраты по кредитам. Да, признаю, при этом твой богатый банк не намного станет богаче, но и не обеднеет. Ведь главное – люди начнут понимать, что за этими стенами сидят не монстры, а такие же люди, которые стараются увидеть и их проблемы. При этом, как ты догадываешься, это только одна сторона медали. Клиники, восстановление церквей, создание при храмах детских приютов – часть программы. Я реанимирую, заставлю быть рентабельными все те предприятия, которые должны были уйти у меня с молотка. И конечно же, дороги. Дороги – обязательно! Без них развитие инфраструктуры невозможно. Ну как же можно всего этого не понимать? «Умнее смотреть вперед, а не назад». Кому, интересно, принадлежит эта фраза? Пупкину? Чего ты уперся как баран?! Чем ты рискуешь?! Ну грохнут меня, так во сто крат покроешь мою прихоть этими чертовыми акциями!..

– Да ты заткнешься?! Нет?! – сильно повысив голос, Гостев тоже вскочил с кресла. – Ты что, совсем ополоумел?! Чего ты там лопочешь?! Кто уперся как баран?! Я тебе что-нибудь сказал?! Совсем уже в маразме?!

Такое количество вопросов, к тому же заданных в столь эмоциональной форме, несколько охладили пыл оппонента. Вытянув руки по швам, Пал Палыч стоял в центре кабинета и, широко раздувая ноздри, делал глубокие вдохи. Подойдя к Остроголову, Гостев, как ни в чем ни бывало, невозмутимым тоном произнес:

– Все мы, Пашка, в какой-то мере бараны. Различаемся лишь степенью упертости. К примеру, твоя степень наивысшая. И стреляли в тебя, и взрывали, и чуть живьем не похоронили… Но ты все туда же. А вот лично я – баран-комфортист, а, значит, менее упертый. Зови своих фермеров. Будем дружить, но с одним условием.

– С каким?

– Ты должен мне позволить участвовать в твоем «прожекте».

Улыбнувшись и в знак согласия утвердительно кивнув головой, Остроголов крепко обнял старого друга за плечи.

– Все? – после дружеских объятий спросил Гостев. – Официальная часть переговоров завершена?

– Завершена.

– Можем приступать к неофициальной? Вспомним опять же традиции? Вроде договорились впредь их не нарушать?

– Какие традиции?

– Эх, Павло, свинья ты, свинья, честное слово, – сокрушенно покачав головой, Гостев подошел к встроенному в стене бару и извлек оттуда бутылку «Столичной», два граненых стакана, две одноразовые вилки, консервный нож, полбуханки черного хлеба и жестяную банку килек в томате. Расставив всю эту красоту на рабочем столе, принялся за открывание консервов.

– Эдька, а ведь ты меня ждал, – по-ребячески улыбаясь, сказал Остроголов.

– А как же ты думал? Паче того, совершил невероятное: сам заехал в магазин и с удивлением обнаружил, что любимый закусон по-прежнему свободно лежит на прилавках, – он налил по полстакана водки, жестом приглашая Пал Палыча присоединиться.

Глухо чокнувшись донышками стаканов, они залпом их опустошили, занюхав черным хлебом и закусив килькой, после чего немедленно наполнили стаканы снова и в том же объеме.

– А чего же ты меня про тот свет-то не спрашиваешь? – подняв стакан, обратился к другу Остроголов.

– Ну, во-первых, ты мне не предоставил такой возможности, а потом, хочется верить, что там все-таки лучше.

– Не всем, Эдька. Не всем. Бессмертие души куется здесь.

Граненые стаканы еще раз глухо ударились друг о друга, и старые друзья молча опрокинули по второй.