Врата времени

Строго говоря, животное нельзя было классифицировать как человекообразную обезьяну — у них ведь нет хвостов. Но любой антрополог с одного взгляда определил бы, что это и не мартышка. Что правда, то правда — у существа были выступающие челюсти, а густая шерсть покрывала все тело, длинные руки и хвост. Но никогда еще ни у одной мартышки не было такого гладкого высокого лба, вздернутого носа и стройных, пропорциональных туловищу ног.

Клетку подвезли к трибуне, и я сказал:

— Господа, если все вышесказанное и могло показаться вам не имеющим отношения к делу, то уверен, что последующие несколько минут убедят вас, что мой рассказ отнюдь не бред. — Я повернулся к клетке, чуть было не поклонился, но, вовремя спохватившись, сказал: — Миссис Дарэм, расскажите, пожалуйста, этим джентльменам, что с вами произошло.

Я приготовился слушать. Когда вчера мои парни отловили ее у самой границы Зоны, она рассказала обо всем вполне толково, хоть и немного несвязно. Я был страшно горд, ибо сделал открытие, которое потрясет этих важных шишек от костяных черепушек до каблуков. Пусть видят, как неприметному агенту удалось в одиночку сделать то, чего не смогли все их хваленые вооруженные силы. Тогда уж они перестанут фыркать, воспринимая меня лишь как ТЕМПЕРаментного человека, брызжущего слюной.

Итак, я ждал, когда она заговорит.

Ждал... ждал...

Но миссис Дарэм отказалась произнести хоть слово. Ни единого звука, хотя я чуть ли не на коленях ее умолял. Я пытался объяснить ей, что в ее розовых безволосых ладошках — судьба всей планеты, но она даже не раскрыла рта. Видно, кто-то оскорбил ее достоинство, и она, надувшись, повернулась задом к аудитории и задрала хвост.

Миссис Дарэм была самой несносной из всех знакомых мне женщин. Ничего удивительного, что супруг превратил ее в обезьяну.

Вместо триумфа меня ждал полный провал. Этих шишек не убедила даже магнитофонная запись нашей с миссис Дарэм вчерашней беседы. Они по-прежнему полагали, что мозгов у меня еще меньше, чем волос, и когда я спросил, нет ли еще вопросов, в аудитории воцарилось гробовое молчание. Алиса Льюис презрительно усмехалась.

Впрочем, я не особо расстраивался, потому что на мою миссию они никак не могли повлиять. Я руководствовался приказами, отменить которые было не в их власти.

И вечером того же дня, в 7:30, мы прибыли к границе Зоны. Меня сопровождали мой шеф и группа офицеров. Луна только всходила, но при ее свете уже свободно можно было читать. Примерно в десяти ярдах от нас обрывалась белая кромка снега — там начиналось царство тепла и буйствующей зелени.

Генерал Льюис, отец Алисы, напомнил мне:

— У вас есть два дня на то, чтобы войти в контакт с Дарэмом, мистер Темпер. В среду, в 14:00, мы переходим в наступление. Мы вооружим морских пехотинцев луками и пневматическими винтовками, наденем на них кислородные маски и погрузим в планеры с герметичными кабинами. Планеры будут отбуксированы самолетами на большую высоту, там тросы отцепят, и морская пехота высадится на 24-м шоссе, к югу от города — там, где сейчас образовались два больших луга. Оттуда парни совершат марш-бросок по Саут-Адамс стрит и таким образом окажутся в центре города. Надеюсь, к тому времени вам удастся установить и обезвредить источник неприятностей.

В устах генерала Льюиса слово «обезвредить» означало «убить». А лицо его выражало глубокое сомнение в том, что я смогу это сделать. Генерал недолюбливал меня — не только потому, что я был штатским, наделенным особыми полномочиями самим президентом, но еще и по причине моих, скажем так, по меньшей мере неортодоксальных отношений с его дочерью. Алиса Льюис была не просто женщиной-майором — она была чертовски хороша и юна для своего звания.

Сейчас Алиса, раздетая до нижнего белья, дрожала от холода. На мне тоже были одни шорты. А когда мы благополучно доберемся до леса, то избавимся и от этого тряпья. Помню, как-то раз в Риме...

Пехотинцы с луками, стрелами и духовыми ружьями — зрелище получится, конечно, печальное. Но огнестрельное оружие отказывало в Зоне, контролируемой бывшим профессором и его Пойлом, которое, в отличие от армейского вооружения, действовало безотказно превращая в наркомана каждого, кто хоть раз его испробовал.

Но со мной этот номер не пройдет.

Я был единственным человеком, который придумал как обезопаситься от Пойла.

Кто-то из помощников прикреплял на моей спине трехгаллонную флягу с дистиллированной водой, а доктор д’Йерф, психиатр из Колумбийского университета, отвечавший за мою подготовку, задавал мне последние контрольные вопросы. Потом вдруг ухватил меня за шкирку, в руке его откуда ни возьмись возник стакан содержимое которого он попытался влить мне в рот. Но учуяв запах, я левой рукой выбил стакан из рук д’Йерфа, а правой врезал ему изо всех сил по физиономии.

Он покачнулся, ухватился за щеку и промычал:

— Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — ответил я. — Но в первую секунду чуть не задохнулся. Я готов был тебя убить.

— Это был последний тест, и ты сдал его на отлично, — объяснил д’Йерф. — Думаю, теперь ты готов к борьбе с Пойлом на все сто.