Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун

– Если от моего барана у его овцы заводится ягненок, мне ведь по справедливости причитается плата? А этот Ху Аньцюань не только не заплатил, так еще и морду мне расквасил. Как теперь быть?

– А ты сам как считаешь?

Ван Маньшэн оторопел и вылупил глаза на старосту. Тот сказал, мол, не смотри на меня так, ты как пришел, завалил меня вопросами, я же тебе только один вопрос задал, а ты сразу таращишь на меня глаза.

– В любом случае ты обязан этим заняться.

– Мало мне дел, чем я только не занимаюсь – хлебозаготовки, дорожные сборы, сбор на ремонт дорог, общественные дела, маточные спирали… Вот уж не думал, что и случкой барана с овцой тоже придется мне заниматься.

Ли Шиминь отправил Ван Маньшэна домой и велел хорошенько пролечить разбитый рот:

– И смотреть противно, и не разобрать, что ты говоришь, только слух на тебя зря извожу.

Ван Маньшэн прождал несколько дней и, расспросив людей, узнал, что староста так и не сходил к Ху Аньцюаню. В гневе он вновь отправился к Ли Шиминю:

– Так ты мое дело отложил в долгий ящик?

Ли Шиминь стукнул себя по затылку:

– Куда бы ни отложил, главное, что оно там лежит и никуда не делось. С волости приехали специалисты по планированию рождаемости, ты разве не видел, что я водил их ловить деревенских баб? Еще и к твоей придем.

– У моей уже стоит спираль.

– Ну так надо проверить, на месте ли она. Если отошла, так это все равно что и нет ее, надо заново устанавливать.

– Ты не увиливай, что с моим делом?

– Спираль у твоей жены – это тоже твое дело.

– Если ты не займешься моим делом, то я велю жене вынуть спираль и нарожать кучу детей.

– Коли посмеешь, так я всех баранов у вас заберу.

– Если ты не займешься, я подам жалобу в волостной суд.

– Ух ты, а это хорошая идея, возможно, и надо подать в суд.

Ван Маньшэн и впрямь сходил в волостной суд, а затем вернулся к Ли Шиминю.

– Что, подал в суд?

– Ну их в задницу! Этот гребаный суд считает, что дело мелкое, и не принимает заявление. Я им сказал, мол, неужели нужно кого-то порешить, чтобы вы взялись за дело? Нужно, чтобы Ху Аньцюань забил меня до смерти, тогда вы возьметесь? Судейские же в ответ молчат и только смеются. Гребаный суд!

Ли Шиминь задрал голову и захохотал.

– А ты чего ржешь?

Ли Шиминь вновь зашелся в хохоте:

– Ладно, иди домой, вечером я схожу к твоему соседу.

Ли Шиминь потребовал с Ху Аньцюаня заплатить два с половиной юаня:

– Даже если баран сам пришел, но твоя-то овца понесла, поэтому ты должен заплатить. А поскольку соседский баран действовал по своей инициативе, денег с тебя причитается только половина. А про то, что ты морду Ван Маньшэну расквасил, я готов забыть.

Ху Аньцюань выложил два с половиной юаня. Ван Маньшэна такой расклад не устроил, он требовал все пять юаней. Ли Шиминь принялся его увещевать:

– Будь благоразумен. Если бы не мое вмешательство, ты и гроша ломаного не получил бы, а может, и еще раз по морде схлопотал.

– Вот именно из-за того, что мне расквасили физиономию, я и не готов смириться с обидой, мне причитается компенсация за боль.

– Морда у тебя из плоти и крови, а не из глины, опухла, но не рассыпалась, верно? Что больно – то больно, но сейчас ведь уже не болит? Или болит? Если болит, пусть жена вечерком залижет твои раны.

Ли Шиминь бросил деньги на край кана[192], заложил руки за спину и ушел. Ван Маньшэн хотел броситься следом, но его остановила жена. Он посмотрел на нее, та ему хитро улыбалась. Из-за разборок с бараном эти дни он не прикасался к жене, а она была из тех женщин, что любят мужские ласки.

Ван Маньшэн смирился:

– Ну хорошо, может, Ли Шиминь и прав.

Его жена убрала деньги с кана, расстелила постель, и они хорошо выспались.

Следующим утром, когда Ван Маньшэн пошел по малой нужде, он вновь встретил Ху Аньцюаня. Тот тоже мочился. Обоим был слышен плеск мочи в соседском туалете. Не видя друг друга, они перемолвились:

– Брат Маньшэн, хорошо ли вчера спал?

– Как завалился, так и отрубился, продрал глаза – а на дворе уже светло.

– Это так два с половиной юаня подействовали.

– Точно-точно. А тебе как спалось, когда в кармане стало на два с половиной юаня меньше?

– Вначале не спалось, но повертелся и уснул. Как-никак за два с половиной юаня и овца понесла, и морду соседу набил – не так уж и дорого.

Ху Аньцюань, поддерживая штаны, пошел домой. Тут из соседских ворот вышли овцы под неизменным предводительством того самого барана. Жена вручила Ван Маньшэну кнут и мешок с едой. Он артистически щелкнул кнутом и пошел за отарой в горы.

В тот момент ни Ван Маньшэн, ни Ху Аньцюань и не подозревали, что у истории будет продолжение.

У той овцы случился выкидыш. Ху Аньцюань сидел перед ней на корточках, надолго потеряв дар речи. Овца лежала в загоне, ноги ее были облиты грязно-кровавой жидкостью.

Вместе с Ху Аньцюанем сидели еще два селянина, вид у них был такой же угрюмый. Они попытались утешить Ху Аньцюаня. Один сказал:

– Зря отдал два с половиной юаня.

Другой добавил: