- Нет... Не на лилию... Лилии пахнут иначе. Ты. Похожа. На астру. Да, Дина, ты - лиловая астра.
Сентябрьский вечер, опьянённый шампанским.
Не кажется ли вам, что ваша рука не очень уместна на моем колене? Не забывайте, поезд, дети, жена и разница в возрасте, между прочим.
Постойте, послушайте, вы разве не знаете, что цветы... и тигровые лилии, и астры... все цветы без исключения, даже кактусы, боятся случайных прикосновений?
И нараспев хриплое "Ди-ина" тоже неприятно. Уберите руки. У тигровой лилии... или астры - мне всё равно... очень нежные лепестки. Вы не опоздаете на поезд?
От яркости увядания сумерки сходят с ума. Аркадий Егорович, вы разве не понимаете, что это безумие? Вы ничего не можете мне предложить. Зачем вам лилии и астры? Да, не волнуйтесь, уборщица уже была.
Нет, я не буду рассказывать вам, как мне тоскливо и одиноко.
Так значит, лиловая астра? Вам нравятся - астры? Как скользки ваши губы! Постойте, послушайте, я повторяю, это безумие. Бе-зу-ми-е!..
Завтра я найду новую работу. Эти мысли стали смыслом жизни Дианы. Она повторяла их каждое утро, глядя в зеркало, как мантру. Но приходил новый день с новой тоской. И постепенно смыслом стала сама эта тоска, апатия и разочарование. И уже не хотелось что-то менять. Зачем? Чтобы на смену разочарованиям пришли другие разочарования?
Диане казалось, что разочарованность ей к лицу. Женщина-сфинкс - это фатальность. Никто не сможет устоять. Вот и Борисов не устоял. Хорошо, что он не ищет продолжения.
Жёлтый свет смешивался с пылью, напоминая о тлене. И от этого напоминания хотелось сильно-сильно, до боли, зажмурить глаза. Не видеть привычных улиц, обшарпанных домов и нарядных витрин. Грузовиков и легковых автомобилей, взметающих пыль.
Скоро или не очень подъедет красный, а может быть, жёлтый автобус. И снова смотреть в окно и ехать навстречу дню, похожему на вчера и позавчера.
Дина безразлично опустилась на порванное непарное сиденье у мутного окна. Да, вот так. Смотреть в окно, не думать ни о чём.
Сентябрь, не надо, ничего не обещай.
Только тлен и пепел. От роз остался только пепел. Я. Задыхаюсь. В дыму. Роз. В сентябре французы не приедут. Сорок восемь тысяч - слишком много. Так сказал Борисов. Одна фраза, перечеркнувшая все иллюзии Дины, Татьяны Бенедиктовны и... Да, наверняка у Лерочки и Лоры и, может быть, даже Веры тоже были свои иллюзии.
Я слышу хрустальный звон разбитой мечты...
Трепет, тревога опадающих листьев... Апатия октябрьского солнца.