Разговоры стихли, зрители начали занимать места. Молодой человек в шляпе, увешанный оборудованием, преградил судьям дорогу.
– Минуту! – сказал он и щелкнул камерой. – Повторим… Судья, улыбочку! Представьте, что уполномоченный сказал вам что-то смешное.
– Хватит с вас и одного. И шляпу снимите. – О’Фаррелл, не останавливаясь, прошел мимо фотографа.
Тот пожал плечами; шляпу снимать он не стал.
Секретарь суда поднял на подошедших глаза. Его лицо было красным и потным, свои инструменты он разложил на скамье судьи.
– Простите, пожалуйста. Я сейчас. – Наклонившись к микрофону, он забубнил: – Проверка… раз, два, три, четыре… Цинциннати… шестьдесят шесть. – Он снова поднял глаза. – Одна морока сегодня с этой звукозаписью.
– Вы должны были все проверить заранее.
– Господи, судья, да ведь когда надо, никого нет на месте… Вообще-то, я проверял, все вроде работало. А потом, когда включил ее без десяти десять, полетел какой-то транзистор, и поди там в ней разберись – какой именно.
– Ладно, хватит, – поморщившись, ответил О’Фаррелл. «И главное, как у нас гость – обязательно что-нибудь такое», – подумал он. – Может быть, вы соизволите убрать с моего места свои инструменты?
– Если не возражаете, – торопливо вмешался Гринберг, – я не стану занимать председательское место. Сядем вместе за круглым столом, вроде как в военном трибунале. Знаете, иногда это даже на пользу, я имею в виду – ускоряет рассмотрение дела.
– Я всегда стараюсь, – сказал О’Фаррелл, – придерживаться в суде традиционных формальностей. Мне кажется, что в этом есть смысл. – Вид у судьи был несчастный.
– Пожалуй, вы правы. Но понимаете, когда приходится вести дела в самых неожиданных местах и при всяких непредвиденных обстоятельствах, на формальности поневоле смотришь сквозь пальцы. Никуда от этого не денешься. Вот, скажем, минатарцы. Предположим, вы попытались из вежливости делать все так, как это принято у них. А они считают, что судья гроша ломаного не стоит, если не выдержал очистительного поста перед тем, как забраться на судейскую сферу. И после этого он должен еще сидеть на ней, без еды и питья, пока не вынесет решение. По правде говоря, я бы не выдержал. А вы?
Судья О’Фаррелл с раздражением слушал, как столичный юнец проводит параллели между надлежащими ритуалами его суда и какими-то языческими обычаями. Почему-то вспомнились три стопки блинов, яичница и колбаса, с которых начался его трудовой день.
– Как вам сказать… иные времена, иные нравы, – выдавил из себя судья.
– Вот именно. Я знал, что мы найдем общий язык. – Гринберг жестом подозвал пристава, и, прежде чем судья сумел объяснить, что процитировал старую поговорку именно потому, что был с ней не согласен, Гринберг с приставом уже сдвигали отдельные столы, делая из них один общий.
Вскоре все пятнадцать участников слушания расселись вокруг этого составного стола, и Гринберг послал пристава на поиски пепельниц. Затем он повернулся к секретарю; тот, подобно всем электронщикам, скрючился за своим пультом с наушниками на голове, склоняясь в неудобной позе над своими приборами.
– Ну как хозяйство, работает?
Тот показал большой палец:
– Порядок.
– Прекрасно. Слушание объявляется открытым.
Секретарь пробубнил в микрофон время, дату, место, характер и юрисдикцию суда, а также фамилию, имя и звание председательствующего. Фамилию и имя Сергея Гринберга он прочитал по бумажке, причем имя прочел неправильно; поправлять его Гринберг не стал. Подошел пристав с руками полными пепельниц и с ходу вдарил скороговоркой:
– Слушайте! Слушайте! Пусть все имеющие отношение к данному суду соберутся здесь, дабы…
– Ну, это можно и пропустить, – остановил его Гринберг. – Но все равно очень вам признателен. Итак, суд начинает предварительное слушание по всем вопросам, связанным с произведенными в прошлый понедельник действиями постоянно проживающего в этом городе внеземного существа, известного как «Ламмокс». Это я про ту здоровенную тварь, что в клетке на площади. Пристав, сфотографируйте его, пожалуйста, и приобщите снимок к протоколу.
– Сию секунду, ваша честь.
– Суд считает себя обязанным объявить, что это слушание может, если суд того пожелает и объявит об этом, стать высшей инстанцией, принимающей окончательные решения по всем вопросам, связанным с данным делом. В таком случае все протесты и отводы будут возможны только в ходе данного заседания. Другими словами, не жалейте патронов, война, может, сегодня и кончится. Да, еще… Кроме слушания обстоятельств дела, суд будет принимать заявления и просьбы, связанные с этим внеземным существом.
– Вопрос, ваша честь.
– Да?
– Если суд будет так любезен. Мой клиент и я, мы не имеем никаких возражений, если это всего лишь предварительное слушание. Но мы хотели бы знать, вернется ли суд к общепринятым процедурам, когда перейдет к принятию решения?