Время другое

А в зале кафе было всего три столика. В семь утра все места уже заняты: за одним столиком сидела ты и беседовала с милейшим стариком-джентльменом, по обыденности приходящим сюда ежедневно к семи за своими любимыми клубничными круассанами; за другим столиком разместились женщина с двумя неугомонными дочками-куколками… по-моему они были близняшками (мамка баловала их завтраком под названием „татр-о-матон“ – слоеный пирог с творожной начинкой); за третьим столиком завтрак, не отходя от кассы, так сказать, ожидали двое полицейских, заказавших „куки“ – бисквиты с изюмом. Остальные посетители стояли в очереди, и получали в бумажных упаковках до неприличия ароматный прямоугольный „миш-хлеб“ или хрустящий батон с сыром и грибами (самые популярные заказы).

А ты восторгалась чашечками, ажурными скатертями и атмосферой деревенского уюта. Я не мудрил и испек две булки без начинок и сиропов. Одной ты угостила своего товарища джентльмена, а другую мы с тобой отведали вместе. Ты любишь откусывать по очереди… и я люблю…

…Оксфорд… Поезда в Англии ходят тихо: никакого интереса, и поэтому мы взяли велосипеды! Исколесив ни много ни мало – остановились, чтобы рисовать… Пейзажи восхитительны… Дышится здесь как-то особенно, словно вместе с воздухом вдыхаешь мысли сразу пятидесяти нобелевских лауреатов, бродивших по здешним окрестностям. Оксфордский канал стал местом нашей стоянки, и его очертания очень скоро стали проявляться на твоих рисунках, а на моих – кролик из сказки „Алиса в стране чудес“. Я всё подрасчитал: мы должны были успеть к началу литературного фестиваля, где тебе, непременно, не смогли бы отказать в выступлении! Ты пишешь много и старательно… Только за дни нашего путешествия уже исписано два блокнота!..

…Я помню, что сидел и любовался тобой, предвкушал радость твою… Помню, как ты сосредоточенно выводила на бумаге каждую деталь… Помню голос… жуткий голос девочки, будто из фильма ужасов:

– Подайте…

…И помню, уже после удара, лицо отвратительного мужчины… с веснушками и черными волосами…

Когда я очнулся – ты была уже отнюдь не весела: слезки на ангельском лице переливались в лучиках очень поэтичного Оксфордского солнца. Я помню, что не мог пошевелиться… не от того, что больно МНЕ, а от того, что ТЫ страдаешь… и я беспомощен…

…Ты ничего не хотела говорить. Мы просто ушли.

Уже в поезде ты рассказала мне, что это была та самая девочка, расцарапавшая тебе руки в Германии. Только с нею был ещё и мужчина – отец (это его веснушчатое лицо я так отчетливо помню!). Он забрал твой рюкзак. Благо, что документы я храню во внутреннем кармане пиджака. Но в рюкзаке были не только ценные сувениры, но и твои рукописи! Твои рукописи! Лучше бы они забрали пиджак! Я беспомощен и я чувствую презрение: к грязной девчонке и её грязному отцу!

Никакого литературного фестиваля – ты хотела уехать. Я хотел отомстить: они забрали слишком многое… твои мысли, твою радость и то, что так отдаляло тебя от старости – блеск из самых-самых глубин зрачков… Я помню. Я спрошу с них – обещаю: они отдадут мне всё!..

…А поезда Англии едут тихо… в такт твоему сну… Чтобы забыла…»

Руки у Александры дрожали. Это письмо не на шутку её встревожило. Мысли скакали из строки в строку, расшифровывая плохо спрятанные чувства. Женщина взяла маркер и стала выделять самые страшные слова, несущие самые страшные смыслы. Александра увидела мир глазами Ильи и, как будто впервые, поняла всё: от начала и до конца:

«Боже…» – шептала женщина, прокусывая кожу около мизинца, – «Нужно что-то делать…»

– Владимир!

…Владимир сидел за столом в гостиной и без единой эмоции на лице читал то самое письмо, от которого его жена потеряла всякий покой. Женщина металась и поясняла, цитируя то одну, то другую фразу из контекста:

– Он начинает с того, что жалеет меня: я всегда слабая и нуждаюсь в его помощи!.. Затем… – Александра метнулась к Владимиру и указала на конкретную строку, – Затем он пишет: «Я вообще письма терпеть не могу!»… У него полная дезориентация в реальности!.. Эти постоянные поиски прошлого: «Твоя мама всегда любила», «Твоя бабушка учила»… У него расстройства памяти: обманы памяти, перенос событий во времени… парамнезия?..

«Ты любишь откусывать от пирога по очереди», «Твой вечный страх старости», «Усердно пишешь стихи» – он помнит то, что было в деталях и живет ими! И верит…

«Грязная девочка и её грязный отец!», – Александра снова ткнула пальцем в письмо, – его воображаемые образы вызывают у него эмоции и чувства…

– Психопат… – продиагностировал Владимир.

– …Воображаемое переживается как истина… Всё перешло в сюжетные псевдологии! Сверхценные навязчивые и бредовые идеи – патологии… «Красные туфли»…

Владимир бросил письмо на пол. Подошел к окну. Молчал он долго, прежде чем начал рассуждать:

– Оксфорд, стихи, пейзажи, красные туфли… Мне жаль, что я не знал твоих красивых детских желаний. Но ты читаешь эти письма не потому, что нуждаешься в этом, ибо твоя жизнь совершенна и счастлива. Я знаю.