Время и боги. Дочь короля Эльфландии

Вскоре Арлеон возвратился, и занял место по правую руку короля, и взялся за арфу, и принялся нараспев рассказывать о Каркассоне. Далеко, очень, очень далеко, за горами и за долами стоит этот город – лучезарные бастионы его вздымаются один над другим, а за бастионами мерцают мраморные террасы, а на террасах искрятся фонтаны. В Каркассон удалились некогда от людей эльфийские короли вместе со всеми фейри и возвели сей град ввечеру в конце мая, затрубив в эльфийские рожки. Каркассон! Каркассон!

Порою представал он путникам словно сон наяву: цитадель на вершине далекого холма блестела в лучах солнца, а в следующий миг набегали облака или внезапно сгущался туман; никому не удавалось полюбоваться на город подольше или подойти к нему вплотную; впрочем, однажды неким людям случилось подойти так близко, что им в лицо пахну́ло дымом жилья, просто случайный порыв ветра – не более; так вот они уверяли, будто там жгут кедровую древесину. Грезилось людям, будто живет там колдунья: пугающе-прекрасная, одиноко бродит она по стылым внутренним дворам и коридорам мраморного дворца и вот уже восемьдесят веков все поет вторую по древности песнь, которую переняла у моря, и оплакивает одиночество свое, и струятся слезы из очей ее, способных свести с ума целые армии; однако ни за что не отзовет она драконов – Каркассон защищают грозные стражи. Порою плавает она в мраморной купели, в глубинах которой струится река, или все утро напролет возлежит у края воды, неспешно обсушиваясь под солнцем, и следит, как бурливый поток баламутит пучину. Течет река сквозь пещеры земные куда дальше, нежели ведомо колдунье, и выходит на свет в колдуньиной купели, и снова ныряет под землю и устремляется к своему диковинному морю.

По осени река порою чернеет от снегов, что весна растопила в незнаемых горах; порою мимо величаво проплывают увядшие цветы горных кустарников.

А если купель багровеет от крови, колдунья знает, что в горах идет война, и однако ж ведать не ведает, где те горы.

Когда колдунья заводит песню, из темных недр бьют фонтанные струи; когда она расчесывает волосы, говорят, будто на море бушуют шторма; когда она гневается, волки, расхрабрившись, подбираются к хлевам; когда она печальна, печально море, и оба опечалены на веки вечные. Каркассон! Каркассон!

Город этот – прекраснейшее из чудес Утра; при виде него солнце издает ликующий крик; о Каркассоне рыдает Вечер, удаляясь прочь.

И поведал Арлеон о том, сколько славных опасностей поджидает на подступах к городу; а путь к нему неведом, и воистину приключение такое достойно рыцаря. И вскочили все мужи как один, и запели о величии сего подвига. А Каморак поклялся всеми богами, воздвигшими Арн, и честью своих воинов, что живым или мертвым, но побывает он в Каркассоне.

Но прорицатель поднялся и вышел из зала, стряхивая с себя крошки и расправляя складки мантии.

И рек Каморак:

– Много всего должно продумать и предусмотреть, и обо всем посовещаться, и запастись в дорогу провизией. В какой день выступим мы?

И воины хором закричали:

– Немедля!

Улыбнулся тому Каморак, ведь он их просто испытывал. А воины похватали развешанное по стенам оружие: Сикорикс и Келлерон, Аслов и Уол-Секира, Юэнот-Миронарушитель, Уольвульф Отец Войны, Тарион, Лурт Боевой Клич и многие другие. И не думали и не мечтали пауки, притаившиеся в той звенящей зале, что отныне ничто уже не потревожит их праздного покоя.

Вооружившись, дружинники построились в боевой порядок и маршем вышли из зала, а впереди всех шагал Арлеон, распевая о Каркассоне.

А жители Равнины поднялись и, насытившись, отправились обратно к хлевам своим. Не было у них нужды ни в войнах, ни в необычайных опасностях. Они и без того вели непрекращающуюся войну с голодом. Они вступали в беспощадную битву с затянувшейся засухой или суровой зимой; если в овчарню пробирались волки, это было все равно что сдать крепость; гроза обрушивалась на урожай подобно нападению из засады. Сытые и ублаготворенные, простолюдины неспешно разошлись по хлевам своим, заключив перемирие с голодом, и ночь засияла звездами.

Круглые шлемы воинов чернели на фоне звездного неба, когда поднималось войско на гребень очередного хребта, а в долинах то и дело вспыхивал на стали звездный отсвет.