Время и боги. Дочь короля Эльфландии

Отряд следовал за Арлеоном на юг, откуда обычно долетали слухи о Каркассоне: воины шли маршем в звездном свете, арфист же с песней шагал впереди всех. А когда искатели приключений удалились от Арна настолько, что уже ни звука не доносилось до них от города и даже висячих колокольчиков не было слышно, когда свечи, до утра пылающие в верхних покоях башен уже не слали им безутешный привет, под покровом ласковой ночи, что баюкает луга и холмы, Арлеона одолела усталость и вдохновение его иссякло. Иссякло оно не сразу – постепенно он все больше сомневался, верным ли путем ведет отряд к Каркассону. То и дело он останавливался подумать и снова вспоминал дорогу; но от его несокрушимой уверенности не осталось и следа: теперь ему стоило немалого труда воскресить в памяти древние пророчества и пастушьи песни, в которых говорилось о чудесном городе. А пока он сосредоточенно проговаривал про себя песню, которую какой-то бродяга перенял у мальчишки-козопаса на нижнем склоне заокраинных южных гор, изнемог его усердствующий разум – так нисходит снег на извилистые улицы шумного ночного города и воцаряется тишина.

И остановился Арлеон, и нагнали его воины. Уже долго шли они мимо кряжистых дубов, одиноко возвышавшихся тут и там, подобно великанам, кои полной грудью вдыхают ночной воздух, прежде чем дать выход буйной ярости; теперь же отряд приблизился к опушке непроглядно-черного леса. Древесные стволы вздымались ввысь подобно гигантским колоннам в египетском чертоге, где бог в древней своей ипостаси внимал людским славословиям; верхушки дерев клонились в направлении вековечного ветра. Там-то и устроили привал, и сложили из веток костер, и, высекая искры кремнем, подпалили груду папоротника. Воины сняли доспехи и расселись вокруг огня, и встал Каморак и обратился к ним, и молвил:

– Мы выступили на войну с Судьбой, которая порешила, что не бывать мне в Каркассоне. А ежели удастся нам отвратить хотя бы одно из предначертаний Судьбы, тогда все будущее мира окажется в наших руках, а будущее, предопределенное Судьбою, будет что пересохшее русло реки, изменившей курс. Но если даже мы, непобедимые воители, не сумеем отменить одного-единственного приговора, начертанного Судьбою, тогда весь порабощенный род людской будет навечно обречен исполнять ее вздорные и мелочные веления.

И все выхватили мечи, и воздели их над головами в свете костра, и объявили войну Судьбе.

В мрачном лесу не слышно было ни звука, ни шороха.

Усталым путникам война не снится. Когда же над мерцающими полями засияло утро, из Арна в походный стан явился отряд: это горожане притащили шатры и запас провианта. И устроили воины пышный пир, а в лесу распевали птицы, и вновь пробудилось вдохновение Арлеона.

И вот воспряли воины, и последовали за Арлеоном, и вошли в лес, и двинулись маршем на юг. Немало женщин Арна обращались к ним в мыслях, наигрывая в одиночестве какую-нибудь старинную тягучую мелодию, но помыслы воинов улетали далеко вперед и уже порхали в беломраморном Каркассоне над купелью, в глубинах которой струится бурная река.

Когда же в воздухе затанцевали мотыльки и солнце поднялось к зениту, воины разбили шатры и вкусили заслуженный отдых, а затем снова пировали они и предавались рыцарским забавам, а ближе к вечеру опять двинулись маршем в путь, распевая о Каркассоне.

И вот пришла ночь и одела лес покровом тайны, и деревья снова обрели демонические очертания, а из туманных лощин в небеса выкатилась громадная желтая луна.

Тогда жители Арна развели костры, и внезапно встрепенулись и заметались фантастические тени. Всколыхнувшись словно призрак, подул ночной ветер, и пронесся между древесными стволами, и повеял над мерцающими полянами, и разбудил хищное зверье, что все еще грезило о свете дня, и выманил ночных птиц на страх пугливым лесным обитателям, и отряхнул розы приветной ночи, и донес до слуха скитальцев отголосок девичьей песни, и зачаровал мелодию одинокого лютниста, перебирающего струны в дальних холмах; а бездонные глаза ночных бабочек засверкали, как огни галеонов, и раскинули они крыла и поплыли по знакомому морю. Этот же ночной ветер повлек сны Камораковых дружинников к Каркассону.

Все следующее утро шел отряд маршем и весь вечер тоже: и вот уже приблизился к самому сердцу леса. А жители Арна жались поближе друг к другу и прятались за спинами воинов. Ибо чаща леса была путникам незнакома, зато хорошо знакомы были страшные истории, что друзья рассказывают друг другу вечерами у очага, в уюте и безопасности. И вот настала ночь, и взошла громадная луна. Дружинники Каморака заснули. Они то и дело просыпались и засыпали снова; а те, которые долго не смыкали глаз и прислушивались, слышали тяжелую поступь двуногих созданий, бредущих сквозь ночь.