Я никогда не слышал за один раз столько интересного. Тут были и оценки перспектив развития берлинского кризиса, и планы действий в германском вопросе на ближайший период, и сравнительный анализ позиций трех держав, и механизмы передачи в Восточный Берлин подлинных бланков швейцарских паспортов для организации перехода на Запад граждан ГДР, и многое другое. Правда, намучились мы изрядно, так как очень хотелось курить, а западных сигарет у нас не было. Марок ФРГ нам тогда почти не давали. Советскую же сигарету, только закури, сразу же унюхают соседи.
Не менее интересным было наше участие в ежегодном собрании западноберлинского объединения юристов. Тогда в печати активно обсуждалась идея проведения в Западном Берлине референдума с тем, чтобы объявить о присоединении его в «соответствии с волей народа» к ФРГ. В Москве не очень знали, что в этом случае делать, на какие клавиши нажать, чтобы удержать от этого шага три державы. На наше счастье, будущий правящий бургомистр Западного Берлина Альбертц значительную часть своего доклада посвятил именно этой проблеме. Последующая дискуссия вращалась тоже вокруг нее. На следующий день мы имели прекрасную аргументацию против референдума, которую вряд ли когда-либо смогли бы подготовить наши юристы из договорно-правового отдела МИД СССР.
Таких примеров было много. Однажды я даже присутствовал на лекции какого-то чина из федерального ведомства по охране конституции, который учил собравшихся, как бороться с коммунистическим проникновением и деятельностью разведслужб. С этой лекции я ушел разочарованным. Она мне напомнила самые «дубовые» наши инструктажи на ту же тему.
Тем самым я, разумеется, не хочу сказать, что все предупреждения об уловках и происках спецслужб — это чушь, что лишь советские посольства были «напичканы» разведчиками и контрразведчиками, а «на той стороне» все было чинно и благородно и что теперь, во времена примата общечеловеческих ценностей, вообще вся эта сторона жизни исчезнет, растворившись во всеобщей любви и доверии. Тот, кто работает на дипслужбе, всегда неизбежно в той или иной степени соприкасается с работой спецслужб своих и чужих. Так было и будет, пока существует государство. Иное просто невозможно, как невозможно плавать, не входя в воду.
С тех лет у меня сохранились несколько хороших друзей — офицеров КГБ, работавших под «крышей» посольства. Они вели в посольстве свои дипломатические участки, нередко мы работали вместе над одними и теми же вопросами. О своей «другой» деятельности они ничего конкретного не рассказывали, соблюдая правила конспирации. Однако о работе в разведке вообще, о специфике их службы я слышал от них много. По мере повышения по службе я получал и все более широкий доступ к нашим разведматериалам, разумеется, в той части, в которой это касалось положения в тех странах, которыми довелось заниматься. Должен сказать, эти службы ели свой хлеб не зря, хотя, конечно, были в них разные люди, были и трусы, и халтурщики, любители подчеркнуть, что именно разведчики и составляют белую кость всей дипломатической службы.
Должен откровенно сказать, что никто из моих хороших друзей по разведке никогда не агитировал меня переходить на работу в их ведомство. Наоборот, все не советовали делать этого, подчеркивая, что романтика деятельности разведчика понятие весьма относительное. Я, собственно, и получил приглашение перейти в разведку всего-то один раз, когда заканчивал свою командировку в Берлине в 1965 году. Я ответил тогда, что из-за повышенного кровяного давления не пройду медицинскую комиссию и предпочитаю остаться в МИД.
Сказалось и то, что, уезжая из Берлина, М. Г. Первухин специально разговаривал со мной на эту тему. Он не советовал мне менять профиль работы, видимо, предвидя, что соответствующие предложения могут быть рано или поздно сделаны.
Что касается соприкосновений с разведчиками другой стороны, я с первых шагов своей службы мог убедиться: это не рассказы про «ведьм» и «привидения». В Западном Берлине, особенно после закрытия границы, за всеми активно работавшими нашими сотрудниками велось наблюдение. Его не очень и скрывали. Филеров у западноберлинских властей в тот острый момент не хватало, и они, видимо, призывали на службу отставных работников еще прежнего режима. Мы, молодежь, в то время, бывало, мальчишество-вали, начиная бегать по крутым лестницам на переходах в метро и на городской электричке, стараясь «загонять» страдавшего одышкой пожилого «хвоста». Делать это, однако, было не положено, поскольку на подобного рода мелкие пакости «наружка» могла ответить пакостями посерьезнее. Да и скрывать-то мне от моих тогдашних наблюдателей было особенно нечего, исключая те случаи, когда мы ходили на всякого рода собрания, где нас явно не ждали в гости.