После этого он спросил, что можно было бы ответить Нитце. Я сказал, что у меня нет готовой схемы, но тактически надо было бы принять ряд пунктов предложений Нитце, другие же изменить в нашем смысле и внести как бы доработанное встречное предложение, чтобы продолжить разговор. Если нам мало 75 «Пионеров» в Европе, то можно попробовать разные варианты сокращений на основе равенства по пусковым установкам или по боеголовкам. Например, предложить сократить 224 наши пусковые установки ракет средней дальности, если они откажутся от размещения своих 224 пусковых установок ракет (108 «Першинг-2» и 116 ПУ крылатых ракет). Тогда у нас осталось бы около 250 единиц ракет средней дальности. Но это американцам может показаться многовато. В этом случае мы могли бы предложить сократить у себя в Европе ракеты средней дальности, имеющие 572 боеголовки, в обмен на их отказ развернуть в Европе 572 боеголовки на своих ракетах, то есть на запланированных к завозу в Европу 108 «Першинг-2» и 116 пусковых установок крылатых ракет. Тогда у нас осталось бы 153 пусковые установки «Пионер». Наверное, можно придумать и еще какие-то варианты, но главное — понять, что без сокращений «Пионеров» мы все равно не обойдемся. Да и зачем они нам в таком количестве?
Мне показалось, что я в чем-то убедил Ю. В. Андропова. Он заметил только, что нам в любом случае надо оставить себе какой-то противовес вооружениям Англии и Франции. После этого он позвонил председателю военно-промышленной комиссии Л. В. Смирнову, велел принять меня и разобраться, что делать дальше. Мне предложил зайти еще раз через несколько дней.
От Андропова я пешком пошел прямиком к Смирнову в Кремль. Практически я повторил все то же самое, что говорил Андропову, включая предложения по модификации документа Нитце. Сначала Смирнов среагировал замечанием, что это заманчиво. Потом вдруг заявил, что любое такое наше встречное предложение означало бы признание отсутствия ядерного паритета в Европе, что надо лучше добиваться равного уровня по ракетам средней дальности. Мне показалось, что в какой-то момент он представил себе, что проработка каких-то новых предложений, во исполнение указания Андропова — дело достаточно сложное, а главное, могло обернуться задержкой его ухода в отпуск. А он собрался уезжать на юг на следующий день. После этого он быстро спровадил меня для продолжения разговора к С. Ф. Ахромееву.
Когда я пришел к Ахромееву, раздался звонок от Смирнова. Правительственная связь работает громко, и я слышал, что говорил Смирнов. Он предупредил Ахромеева, что к нему зайдет Квицинский с некоторыми предложениями. Порекомендовал вести себя осторожно, так как Квицинский только что был у Андропова. Но он (Смирнов), кажется, все вопросы снял, позвонив Андропову и сказав, что предложения и Нитце, и Квицинского не подходят, так как предполагают реальные сокращения наших вооружений, в то время как американцы будут сокращать лишь то, чего у них пока нет. Андропов с этим согласился.
— Слушай, — заметил Ахромеев, — ты неправильно Андропова сориентировал. Это против Брежнева. Он в своей речи 7 октября 1979 года сказал, что мы готовы пойти на существенное сокращение своих средств средней дальности, если США откажутся от планов развертывания. Хочешь, прочитаю?
— Вот тебе и на, — послышалось из трубки. — Но Андропов согласился, так что перезванивать я ему не буду. Я с завтрашнего дня в отпуске.
Вечером того же дня я был приглашен к Г. М. Корниенко. Он был насторожен, спрашивал, как я попал к Андропову. На мой ответ, что меня туда вызвали, он сказал, что идти к Андропову, конечно, было надо, но прежде предупредить его. Он с нажимом повторил, что не надо пытаться пересматривать нашу позицию, предлагать какие-либо компромиссные решения.
На 5 августа было назначено заседание «пятерки» для обсуждения директив к осеннему раунду переговоров. С утра до начала заседания Г. М. Корниенко позвонил мне и сообщил, что беседовал по телефону с А. А. Громыко. Мне надлежит иметь в виду, что предложения Нитце — это «ерунда на постном масле», что ответа Нитце давать не надо, что он «гусь», который хитрит, не берет на себя никаких обязательств, а нас втягивает в предметный разговор. На мой вопрос, что же делать на «пятерке», последовал раздраженный ответ: «Не знаю, поступайте, как хотите».
На заседании «пятерки» С. Ф. Ахромеев вдруг поддержал мою идею дать ответ Нитце, включив в него предложение сократить в Европе 224 пусковые установки советских ракет, если они откажутся от развертывания своих «Першинг-2» и крылатых ракет. Он подчеркнул, что это полностью соответствовало бы позиции, не раз официально заявлявшейся Брежневым. Но радоваться мне пришлось недолго. Уже к вечеру начальник Генштаба Н. В. Огарков «зарубил» этот вариант. Было приказано ничего Нитце не отвечать, кроме того, что будет в обычном порядке определено очередными директивами делегации. В них же ничего нового не предусматривалось.