Время и случай

8 января я пари с Комплектовым выиграл. Было опубликовано совместное советско-американское заявление в Женеве на основе нашего «компромиссного» варианта. Разумеется, Шульц его принял. Но от выигранного пари я удовольствия не испытал. Наоборот, было как-то противно на душе. Мне казалось, что мы могли проявить большую последовательность и настойчивость в отстаивании своей позиции. Но, видимо, нажим на Громыко в Политбюро в пользу скорейшего возвращения на переговоры был очень силен. Он бежал впереди поезда.

17 января министр вызвал Обухова и назначил его руководителем группы по средним вооружениям на предстоящих переговорах в Женеве. Затем он пригласил меня. Сказал, что мне придется вести космические вооружения, это тема номер один. Возвращаться мне на вооружения средней дальности нет смысла, там будут вырабатываться решения, которые было бы трудно совместить с моей прежней позицией против рейгановского «нуля». Да и Нитце больше на переговорах не будет. После этого А. А. Громыко спросил, согласен ли я заняться этой совершенно новой тематикой. Я ответил цитатой из Бисмарка: «Если у вас есть смелость предложить мне это назначение, у меня есть смелость принять его».

Третьим министр вызвал Карпова и назначил его главой всей советской делегации и руководителем группы по стратегическим вооружениям. До этого ходил разговор, что главой делегации станет Блатов или Абрасимов. Однако я в это не верил. Министр не взял бы на эту роль человека «со стороны».

24 января состоялось заседание Политбюро, на котором был утвержден состав нашей делегации. Вел Политбюро М. С. Горбачев.

Перед отъездом в Женеву был подробный разговор с министром. Он проводил мысль, что надо все же выслушать американцев и посмотреть, нельзя ли о чем-нибудь договориться, например о вооружениях средней дальности. Это было бы политически полезно. Но стратегические вооружения не трогать ни в коем случае, если не будет договоренности по космосу.

Я сказал в этой связи: не стоит при всем том забывать, что стратегическая оборонительная инициатива Рейгана носит в значительной мере спекулятивный характер, преследует прежде всего политические цели. Президент ведь заранее говорит, что не несет ответственности, выйдет ли из его инициативы в конце концов что-нибудь.

Г. М. Корниенко и В. Г. Комплектову это не понравилось. Что, мол, из этого вытекает, зачем говоришь?

— А вытекало многое. Рейган был великим мастером сценических эффектов. Первые четыре года своего президентства он заставлял нас плакать, смеяться, плеваться и ужасаться, то провозглашая крестовый поход против социализма, то объявляя СССР «империей зла», то грозя установить военное превосходство и порушить все договоры. На самом же деле он не делал и 10 процентов того, что говорил, но все четыре года мы только и делали, что смотрели на мир через американское окно. Мы забывали о существовании других стран и народов, все замыкалось на одном: что сказал Вашингтон вчера и что он еще скажет завтра.

Теперь Рейган придумал свою СОИ. Наши, и не только наши, ученые очень правдоподобно говорили, что это «панама» по крайней мере на ближайшие лет 25. Мы же готовы были сделать этот вопрос центральным на переговорах. Более того, ввиду этих, возможно, химерических планов мы чуть ли не были готовы отказаться от сокращения ядерных вооружений. Выходило, что Рейган получал бы оправдание для продолжения гонки ядерных вооружений только потому, что выдумал ловкую идею насчет космической обороны. Причем он ловко подавал ее именно как оборонительную инициативу, преследующую цель сделать ненужным и устаревшим ядерное оружие.

В мире в тот момент нарастало движение против ядерного оружия, а следовательно, против США и СССР, как двух ведущих ядерных держав. С помощью СОИ Рейган отводил острие этого движения по крайней мере частично от себя и поворачивал его против нас. Одновременно он давал надежную перспективу финансирования на десятки лет вперед всему военно-промышленному комплексу США, умело потрафлял американскому национальному чувству превосходства в современном мире, влезал сам на очередную ступеньку пьедестала великого государственного деятеля. А мы со всей нашей слоновьей грацией охотно разворачивались для ведения серьезной политической войны против этого очередного трюка.

При всем этом оставался один, главный вопрос, на который мы никак не хотели дать себе честного ответа. Политика ограничения ядерных вооружений в том виде, как она велась последние 30 лет, изживала себя. Если бы мы договорились с США иметь по 6000 вместо 10 000 боеголовок, то это в конечном итоге ничего бы не решало. Какая разница людям — 6 тысяч или 10. И так и эдак — это конец жизни на Земле. Люди требовали избавления от ядерной угрозы, а не нового «многотысячного баланса» по боеголовкам. Нужны были крупномасштабные, принципиально новые шаги, а мы по-прежнему прочно сидели в вязком болоте цифр.