Время и случай

Кампельман, предчувствуя мой вопрос, зачем он меня позвал, сразу сказал, что не хочет меня «оставлять без присмотра». У меня, мол, очень «творческий ум» и как бы я чего-нибудь не придумал. Время договоренностей не пришло. Сейчас даже разумный компромисс, будь он предложен, все равно будет загублен. Рейгану не нужна договоренность но СОИ. Нитце якобы вопреки советам Кампельмана пошел к президенту с компромиссом, предполагавшим ряд «разменов» (видимо, хотел сменять красноярскую РЛС на отказ от строительства американских РЛС в Туле и Файлинг-дейлз), и получил по носу. А ведь Кампельман предупреждал его, что так и будет. Он поэтому не советует нам форсировать события. Сколько осталось Рейгану? Два с половиной года. Новый же президент сможет взглянуть на всю космическую тематику иначе. Пока надо искать решения по ядерному оружию.

Я поинтересовался, что он теперь думает о договоренности относительно невыхода из договора по ПРО в течение 10–15 лет. Это его идея.

Он ответил, что такое решение может быть только где-то в конце пути. И вообще он просит меня больше не писать на эту тему в Москву. В Москве стало очень много читателей, и все потом становится известно через каналы, которые имеют посольства стран НАТО. Поэтому он берет назад и свое предложение про 10–15 лет.

Было много разговоров вокруг программы безъядерного мира, выдвинутой Горбачевым. Кампельман обещал скорый и конструктивный ответ. «Завтра, — сказал Макс, — в Женеве будет Нитце, который согласовывал этот ответ с союзниками США. У него в Женеве много знакомых…»

На вопросительный взгляд Кампельмана я не реагировал. Зачем мне было встречаться с Нитце? Я наперед знал, что ответ будет отрицательный. Пусть его президент или он сам и сообщает этот ответ в Москву. Мне его ответ был не нужен, я не хотел быть в данном случае передаточной инстанцией. Было ясно, что в Женеве будет сохраняться тупик. Делать здесь становилось нечего.

8 февраля пришла телеграмма из Москвы, чтоб я приехал 15 февраля. Зачем, не говорилось.

15 февраля шел густой снег. Наш самолет не смог сесть в Женеве и приземлился в Цюрихе. Потом, через несколько часов, его перегнали в Женеву. Вылетели мы только ночью. В самолете был наш представитель в ООН О. А. Трояновский. Он сказал, что его отзывают из Нью-Йорка и отправляют в Пекин, а Ю. В. Дубинина хотят послать из Испании в Нью-Йорк. «Куда пошлют меня?» — думал я.

На этом мои занятия разоружением практически закончились. К последующим договорам, заключенным во время пребывания у власти М. С. Горбачева, я уже прямого отношения не имел. Правда, было два исключения.

Когда в 1987 году дело пошло к принятию «нулевого варианта» Рейгана по ракетам средней дальности, возник вопрос об американских «Першинг-1 А», находившихся на вооружении бундесвера. Нас американцы вынуждали сокращать наряду с ракетами средней дальности СС-20 также практически все оперативно-тактические ракеты, то есть не только СС-12/22, имевшую дальность, близкую к 1000 км, но и даже СС-23, то есть «Оку», которая не летала дальше 500 км и которую мне удалось «отбить» у Нитце во время нашей «лесной прогулки». Немецкие же «Першинг-1 А» они отдавать не хотели, хотя тот же Нитце включал их — без всякой моей подсказки — в сокращения по «лесному» варианту. Канцлер Коль поддерживал это их намерение, судя по тем заявлениям, которые он делал в бундестаге, и пояснениям, которые давал в этой связи Геншер.

Не имея на то указания из Москвы, я, однако, стал резко возражать в МИД ФРГ против намерения сохранить 72 «Першинг-1 А» в бундесвере, в то время как все «Першинг-1 А» в американских войсках подлежали уничтожению. Эти ракеты могли быть использованы немцами все равно лишь по договоренности с американцами, так как боеголовки к ним находились в руках США. Они не только покрывали территорию большинства наших тогдашних союзников, но достигали также Калининграда и некоторых районов Западной Украины. Кроме того, был и непростой для нас политический вопрос: нашему населению трудно было бы объяснить, почему в Европе должны оставаться в большом количестве ядерные ракеты в руках у немцев, в то время как наши и американские ракеты подлежали уничтожению. Мне хотелось, чтобы дело шло к радикальному улучшению отношений е ФРГ. Старые «Першинг-1 А» могли стать тому помехой.