Время и случай

На следующий день мы встретились с Кампельманом на улице. Он сказал мне, что наши с ним разговоры кое-кому не нравятся. Да и Карпов с Обуховым тоже проявляют, с одной стороны, поспешность, а с другой — подозрительность. Поэтому он (Кампельман) решил все неофициальные беседы прекратить и «лечь на дно». Пусть решает все вопросы начальство, начиная с Шульца и Шеварднадзе, а то неровен час можно угодить и «под колеса». О наших встречах надо пока забыть. Если я буду на них ссылаться, он скажет, что его неправильно поняли. А вообще мы с ним оба дураки, так как неправильно оценивали общую ситуацию. США не снимут вопрос о красноярской РЛС до тех пор, пока не решится вопрос о будущем программы СОИ. Не прекратят они и развертывания своих ракет средней дальности в Европе — это способ выжимать из нас уступки по сокращению наших стратегических вооружений.

После этого меня вызвали в Москву для участия во встрече Шеварднадзе с Шульцем. Перед отлетом Кампельман сказал мне, что Нитце хотел бы продолжить обсуждение «повестки дня», которую мы имели в виду 11 октября, то есть тех вариантов, от которых он сам только что отказался. Я доложил об этом министру. Он сказал, что встретиться с Нитце надо. Но можно ли теперь доверять словам Кампельмана? Последующие события подтвердили, что Шеварднадзе был прав.

Когда Нитце прилетел с Шульцем в Москву, я спросил его, правда ли, что он хотел бы что-то сообщить мне. «Дед» ответствовал, что, как сказал ему Кампельман, это я имею какие-то предложения и хочу их обсудить с ним. Однако у него будет мало времени, да и неясно, о чем сейчас можно было бы договориться. Я заметил, что, если верить Кампельману, Нитце имеет поручение продолжать обсуждение пунктов, которые обсуждались нами 11 октября. Нитце, однако, отрицал, что он вообще знаком с этими пунктами.

Пришлось доложить об этом Корниенко, который всем своим видом показывал, что ничего иного и ожидать нельзя было. Получалось, что я вторично «вляпался» с этим Кампельманом, который, похоже, не хотел отказываться от пунктов, обсуждавшихся 11 октября, но предпочитал сделать так, чтобы за дело взялся Нитце. Либо же Кампельман указывал мне на главное препятствие в этой схеме, которым мог быть «дед». Мне, однако, эти маневры не понравились. Я хорошо помнил совет Кампельмана «не ложиться под колеса». Сам он не ложился, предлагая сделать это другим.

На следующий день, когда Шульц был на приеме у Горбачева, из посольства США позвонили в наш американский отдел и от имени Нитце передали, что он готов встретиться в 11 часов, если у меня есть что сказать ему. Я ответил, что не имею сказать ничего нового.

Судя по всему, Нитце обиделся. Вечером того же дня он упрекнул меня, что постарался сделать все, что мог, но я отказался с ним встречаться. Он «нашел» меморандум Кампельмана про беседу 11 октября, который как-то прошел мимо его внимания. На его взгляд, в этом меморандуме нет основы для продолжения разговора, Я ответил, что в таком случае пусть он забудет об этом меморандуме, тем более что беседовали мы по этим вопросам не с ним.

На этом наши контакты с Нитце закончились. Когда меня назначили послом в Бонн, он прислал мне письмо с поздравлениями и высказал уверенность, что я буду хорошим послом. Я не ответил ему на это ничего, о чем потом жалел. Не пошел я и на обед, который однажды был устроен в честь Нитце в Бонне. Зачем было пилить еще раз опилки? Но в жизни моей этот человек оставил глубокую зарубку.

В конце ноября в Женеве проходила первая встреча М. С. Горбачева с Р. Рейганом. Мне довелось участвовать лишь в некоторых беседах в широком составе и внутренних совещаниях, так что судить о всем происходившем я не мог. Однако дело, особенно поначалу, явно не клеилось. Рейган мертвой хваткой вцепился в свою СОИ и отстаивал ее с большим упорством. Горбачев нажимал на него, как мог. Затем проходили встречи в расширенном составе, куда призывали Карпова, Обухова и меня. На этих встречах в бой с американцами вступал Корниенко, увлекался, не чувствуя, что Горбачев невольно попадал в положение зрителя, за которого кто-то вел переговоры, да еще при этом сердил американцев. Это очень не понравилось тогда нашему будущему президенту. С раздражением он говорил потом: «Ну и МИД, как же он, этот МИД, себя ведет».