Я встал и сказал, что шансов на победу СДПГ очень мало. Значит, надо работать и с ХДС/ХСС, и с СДПГ, а не только с социал-демократами. Если мы будем принимать перед выборами в бундестаг в Советском Союзе Й. Рау, надо обязательно принять и Г. Коля. Так поступают, кстати, всегда американцы.
В каждой стране, какая бы партия в данный момент ни правила, есть стойкие структурные группировки, определяющие ее политику. Для ФРГ это банковские и промышленные круги, армия, профсоюзы, церковь. Мы должны иметь с ними прочные связи, развивать и углублять их, не оглядываясь на выборы. Только тогда у нас будет прочная основа под советско-германскими отношениями. В экономических связях мы, однако, покатились назад, по армейской линии вообще ничего нет. А надо было бы иметь контакты, по крайней мере не менее интенсивные, чем с французскими военными.
Конечно, не надо бросать тему вывода американских ракет. В стране есть большой антиракетный потенциал. Его нельзя упускать. Надо проводить мысль, что, если США не хотят ядерного разоружения, это их дело. Но каждая западноевропейская страна может тем не менее создавать политические факты, с которыми великим державам нельзя будет не считаться. Если где-либо в Западной Европе будет принято решение о выводе или ликвидации ядерных вооружений, СССР должен быть готов ответить адекватными сокращениями. Эта идея высказывается сейчас лидером лейбористов Кинноком, голландской партией труда, многими лидерами СДПГ.
Во всех делах с ФРГ, отметил я, всегда есть гэдээровский угол. Не надо думать, что развитие наших отношений с ФРГ будет «сбивать с толку» руководство ГДР. У него в отношении ФРГ давно есть своя политика, которая проводится невзирая на наши примеры и советы. Это по сути своей политика с сильным национальным окрасом. И этот вопрос рано или поздно придется решать в широком плане, потому что отсутствие действительно единой согласованной политики СССР и ГДР на ФРГ самым серьезным образом ограничивает наши возможности воздействия на ФРГ.
Вместе с тем я предложил больше не препятствовать визиту в ФРГ Э. Хонеккера. Это лишь злило его, ничего не решая по существу. Развитие связей между ГДР и ФРГ продолжалось своим чередом невзирая на наши сомнения и замечания.
После меня говорил В. М. Фалин. Он утверждал, что ХДС сделал ошибки и во внешней, и во внутренней политике, что шансы его слабеют, что Коля могут и отдать под суд. Но вывод он сделал совершенно неожиданный: надо поддержать Коля и постараться сохранить его до выборов, чтобы тем самым уменьшить шансы на победу ХДС/ХСС.
Итог подвел М. С. Горбачев. Смысл его высказываний: наша линия в отношениях с ФРГ (сдерживание политического диалога при сохранении экономических связей) себя оправдала. Хорошо, что ФРГ чувствует роль СССР в судьбах Германии. Конечно, правительство ФРГ жалуется и скандалит. Но и это не вредно. Помимо всего прочего, это удерживает наших союзников от того, чтобы бросаться в объятия ФРГ в поисках экономических выгод. Нравится это и конкурентам ФРГ в Европе, прежде всего Франции и Италии. Его настойчиво приглашают после XXVII съезда приехать в Рим, как бы давая понять, что в Бонн пока ездить нет смысла.
Но если смотреть на дело стратегически, подчеркнул М. С. Горбачев, так продолжать нельзя. ФРГ — ведущее западноевропейское государство и в области экономической, и в области военной. Кроме того, это вообще очень хорошо организованное общество. Тут нельзя «передерживать» естественные процессы. Но поворот должен быть постепенным. Начать надо с экономики, партийных связей. Это будет сигнал. Но никаких визитов на высшем уровне до выборов в бундестаг планировать не надо.
Решений по записке М. С. Горбачев предложил не принимать, ограничившись просто обменом мнениями. Подпирало время, шел четвертый час, а на 16 часов было назначено подписание каких-то советско-американских документов.
В результате я вышел с Политбюро с ясной общей линией при полной, однако, неясности, какие же конкретные мероприятия надо реализовывать, а какие нет. Видимо, мне предстояло «проталкивать» уже из Бонна каждый шаг с учетом складывавшейся обстановки. Это была непростая задача, так как из Бонна Москву «видно» плоховато.
После заседания Политбюро продолжать дальнейшие хождения по начальству особого смысла не имело. Все, что было можно сказать, было сказано на самом высоком уровне. К тому же все эти дни я проводил в больнице у постели отца, у которого случился 28 марта тяжелый инсульт. Положение было безнадежным.
Тем не менее я зашел попрощаться к начальнику Генштаба С. Ф. Ахромееву. Проговорили больше часа. Он поддержал идею развития связей с ФРГ по военной линии, хотя сказал, что у первого заместителя министра обороны С. Л. Соколова эта перспектива особого энтузиазма не вызывает. Но ему (Ахромееву) как начальнику Генштаба было бы интересно иметь возможность прямых бесед с командованием бундесвера, поэтому он «за».