Время и случай

Заседание комитета шло в тоне следствия по делу о грубых ошибках и упущениях, якобы допущенных МИД СССР, Большинство выступавших, правда, не очень понимали, о чем конкретно идет речь, но зато пространно и страстно критиковали нашу политику в германских делах вообще. Некоторые говорили, что не будут «ратифицировать» (?) этот договор с ГДР, другие считали, что наши войска в ГДР находятся на основе данного договора и поэтому его отменять никак нельзя. Шла беспорядочная дискуссия, которая продолжалась затем и на пленарном заседании Верховного Совета СССР после тщетных попыток А Г. Ковалева объяснить ситуацию и урезонить депутатов. В итоге наш парламент потратил почти два дня на обсуждение вопроса, который не имел уже практического значения. И происходило это в условиях, когда самого срочного выяснения требовали вопросы внутреннего положения и снабжения страны.

4 октября, то есть после исчезновения ГДР, депутаты, наконец, приняли резолюцию, в которой они что-то «принимали к сведению», что надо было понимать как их согласие с прекращением действия договора, но вместе с тем строго указывали на серьезные упущения в работе МИД СССР. Инициировал это постановление секретарь ЦК КПСС В. М. Фалин, выступление которого создало у депутатов впечатление, будто МИД СССР «проспал» вопрос и доложил о нем в самый последний момент. Фалин действовал, наверняка зная, что МИД СССР лучше признает и возьмет вину на себя, чем будет «подставлять» Президента СССР.

«Разоблачение» МИД СССР пришлось по душе очень многим, хотя дальнейшее существование договора 1975 года уже никак не зависело от согласия или несогласия на то наших депутатов. Либо договор прекращал свое действие до 3 октября по воле обеих стран, либо же он утрачивал свой смысл 4 октября, потому что переставала существовать ГДР. Кстати, с этой точки зрения резолюция, принятая 4 октября, была бессмысленной. Ее порешили датировать задним числом, чтобы не выглядеть смешными. Но было ясно, что на министерство начато серьезное наступление на сей раз через высший законодательный орган страны.

Э. А. Шеварднадзе не уходил от боя. 12 октября он выступил на заседании комитета по международным делам Верховного Совета СССР по пакету германских урегулирований. Комитет воспринял его сообщение позитивно и даже принял соответствующую резолюцию. Но это было обманчивое затишье.

Кампания в печати стала нарастать. Наших объяснений по поводу договоров с ФРГ стали вновь и вновь требовать в различных комитетах Верховного Совета СССР. Доклад Э. А. Шеварднадзе о внешней политике СССР на заседании обеих палат вызвал острую дискуссию, которая велась зачастую в неприемлемом, грубом тоне.

Положение еще больше обострилось с началом процесса ратификации договоров и соглашений с Германией. Стали звучать все. чаще и настойчивее призывы не ратифицировать эти документы. Причем этот тезис выдвигали не только депутаты от группы «Союз», прежде всего Н. Петрушенко и В. Алкснис. Этот же тезис исходил от секретаря ЦК В. М. Фалина, пользовавшегося твердой репутацией знатока германских дел. Это производило впечатление. Тот факт, что германская политика Советского Союза подвергается разносной критике со стороны высших представителей ЦК КПСС, вносило большую сумятицу в умы. Конечно, основные параметры германского пакета урегулирований были выработаны путем непосредственных переговоров между М. С. Горбачевым и Г. Колем. Это все знали. Но ведь Президент СССР был одновременно и Генеральным секретарем ЦК КПСС. Что значило все это?

В «Загорских далях» я много занимался отработкой аргументации для возможного использования в выступлении министра при ратификации германских договоров. Писалось легко, потому что я был убежден в правильности наших действий и в том, что для объективно складывавшихся в 1990 году условий мы сумели получить все же оптимальный результат. Да, ГДР прекратила свое существование. Примириться с этим было трудно, и чувства, обуревавшие многих наших людей, были понятны. Но она погибла не в результате подписания договоров, которые теперь критиковали наши оппоненты. Смертный приговор ГДР был подписан в момент, когда было принято решение открыть ее границу. Заключенные договоры были лишь отражением наступивших в результате этого вполне предсказуемых и неизбежных перемен. Когда пала берлинская стена, ни один человек в Верховном Совете СССР не выступил за ее сохранение. Зачем же было теперь пытаться совершить невозможное — отыграть историю назад? Назад пути уже не было. Провал ратификации договоров ничего не дал бы нашей стране, кроме сложностей. Одним словом, спасать надо было уже Советский Союз, а не ГДР.