Время и случай

Прекрасно говоривший по-русски министр обороны ГДР Хоффман тут же громко запротестовал, мне пришлось извиняться, Ульбрихт с обидой в голосе сказал, что он никогда не отступал, и все собравшиеся воззрились на меня как удавы на кролика. Но потом все пошло своим чередом.

Военную часть операции докладывал начальник штаба ГСВГ генерал Арико. Он сильно нервничал от присутствия такого количества высокого начальства, тем более что говорил о действиях и ННА ГДР и наших войск по единой схеме. Смысл ее был довольно прост. Ночью в Берлин вводились части полиции и ННА ГДР, которые перекрывали границу и начинали быструю установку проволочных заграждений. Особых осложнений при этом не предвиделось, так как город еще спал, а в Западном Берлине, судя по данным разведки, никто ни сном ни духом не ведал о готовящейся акции. Осложнения, как считалось, могли начаться лишь поздним утром, а затем усилиться пополудни.

Тактика действий на этот период намечалась такая. Контроль над улицами берут в свои руки рабочие дружины. Они действуют в первом эшелоне, вступая в непосредственный контакт с недовольным населением и в случае нужды разгоняя опасные скопления. Во втором эшелоне должна была действовать народная полиция ГДР, вмешиваясь только там, где дружинники не справлялись бы с обстановкой своими силами. Армия ГДР была как бы третьим эшелоном, то есть должна была использоваться лишь в крайних случаях, когда иного выхода не было бы. Советские войска, частично подтянутые к Берлину, должны были находиться в готовности № 1, но по возможности никак в происходящее не вмешиваться. Их черед действовать наступал в случае каких-либо акций со стороны гарнизонов трех держав в Западном Берлине, попыток бундесвера перейти границу с ГДР, двинуться по коммуникациям в Западный Берлин и т. п.

Большие надежды возлагались на использование в ходе акции хорошо подготовленных агитаторов — членов СЕПГ. Они должны были идти в толпу и вести дискуссии с гражданами, разъясняя смысл и необходимость закрытия границы. Немец, как известно, всегда не против того, чтобы «немножко подискутировать». Каждый из таких агитаторов образовывал бы вокруг себя группу людей, желающих выяснить с ним отношения как с представителем правящей партии. Тем самым скопления людей как бы дробились на многие отдельные группы и группки, люди удерживались от каких-либо коллективных действий погромного характера, одним словом, толпа как бы связывалась изнутри. Надо сказать, что эта тактика оказалась довольно эффективной, хотя многим агитаторам пришлось несладко.

Днем 12 августа все было готово. Э. Хонеккер заканчивал составление политических заявлений и приказов по войскам и полиции. Их должны были принести к нам в посольство часам к 10 вечера, чтобы мы успели перевести и передать документы в Москву. В тот вечер мне пришлось изрядно попотеть, так как из-за треклятой секретности переводить должен был только один я, а печатать только одна машинистка, причем время тех или иных акций и она не должна была знать: в последний момент я проставлял цифры от руки.

Вечером накануне М. Г. Первухин провел последнюю беседу с В. Ульбрихтом. Он прямо сказал ему, что можно по-разному относиться друг к другу, но сейчас наступает критический момент. Он просит поэтому действовать во всех вопросах только совместно, ничего не скрывать друг от друга. «Это и в ваших собственных интересах, — заметил Первухин, — если что будет не так, нам обоим головы снимут».

Ульбрихт кивнул и сказал, что Первухин может не сомневаться в его полной лояльности. Хитро прищурившись, он сообщил, что собирает у себя на даче всех руководителей партий Национального фронта. «Мы с ними пообедаем, я расскажу им о закрытии границы, почти полностью уверен в том, что они одобрят этот шаг. А главное, я их никуда не выпущу, пока дело не будет сделано. Sicher ist sicher», — закончил он, то есть береженого и бог бережет.

Личный состав посольства был проинформирован о готовящейся акции к вечеру 12 августа. Были образованы группы сотрудников, которые с ночи были разбросаны по различным районам Берлина для наблюдения за обстановкой, настроениями людей, действиями властей ГДР и сената Западного Берлина. Среди них были и уже имевшие в подобных делах опыт.

Аналогичная тактика использовалась посольством и во время событий 1953 года, причем наши сотрудники под видом немцев вместе с забастовщиками ходили на штурм здания ЦК СЕПГ, были при этом биты полицейскими, откатывались вместе с наступавшими назад и «между прочим» успевали передавать информацию о том, как обстоят дела и что собираются делать дальше восставшие.

Приемы этой работы интернациональны. Во всяком случае 19–20 августа 1991 года сотрудники многих посольств в Москве занимались тем же самым, о чем мне потом с увлечением и рассказывали.