Время и случай

А было вот что. В. Ульбрихт спросил нашего высокого собеседника, не задумывается ли Политбюро ЦК КПСС над тем, что так дальше править государством нельзя. Партия постепенно будет терять власть. Мы, говорил он, решили, что способны диктовать законы развития общества. Живем по схеме: решаем на Политбюро, что надо что-то создать либо отменить или запретить. Остальное — вопрос оргпартработы. Если решение не выполняется, то, значит, плохо организована его реализация, надо кого-то наказать, кому-то накрутить хвост. Но в «божественном характере» своих решений, их безусловной правильности и нужности мы никогда не сомневаемся. Если посмотреть, сколько решений принимал ЦК ВКП(б) или ЦК СЕПГ по борьбе с бюрократизмом, то это явление давно должно было бы исчезнуть из нашей жизни. А оно не исчезает. Значит, руководство партии принимает либо неосуществимые, либо ошибочные решения. А таких примеров все больше. Мы все решаем и решаем, от имени партии приказываем наладить то городской транспорт, то обувную промышленность. А потом ничего не получается. Это бьет по авторитету партии, ее высшего органа. Это ставит вопрос, своим ли делом мы занимаемся. Эго, наконец, остро ставит и вопрос о том, каковы должны были бы быть в новых условиях партийные кадры.

Я, продолжал В. Ульбрихт, всерьез подумываю о том, не прекратить ли направление наших партийных кадров в вашу Высшую партийную школу в Москве. Чему вы там людей учите? Все то же самое, что и двадцать — тридцать лет тому назад. Тогда были нужны комиссары-агитаторы. А зачем они нам теперь? Зачем наш функционер учит наизусть решения ваших пленумов ЦК ВКП(б), историю борьбы с левыми эсерами или бухаринцами? Ведь больше-то он по выходе из вашей партийной школы ничего не знает, а значит, и авторитета в коллективе иметь не будет. Сейчас прошло время универсальных партийных руководителей, которые сегодня ведут за собой коллектив химического комбината «Лейна», а завтра могут руководить и металлургами на комбинате в Айзенхюттенштадте.

Нужен совсем другой тип кадров, следует изменить их роль и положение в госаппарате и на производстве, надо опереться везде и всюду только на авторитетных специалистов. Иначе партийный аппарат станет кастой и вскоре сам заведет себя в тупик.

Старик Ульбрихт говорил по тем временам неслыханно смелые вещи, правда, доверительно, как бы на ушко советским товарищам и в отсутствие других членов политбюро ЦК СЕПГ. Он знал, что говорит ересь, но коль делал это, значит, был убежден в своей правоте, предвидел будущий кризис партийных структур власти и старался предотвратить его.

Далеко глядел Ульбрихт и в национальном вопросе. Он считал недопустимым для СЕПГ снимать вопрос о воссоединении. В то время как наши теоретики во главе с В. С. Семеновым в 60-е годы бросились доказывать, что в ГДР складывается новая социалистическая немецкая нация и вопрос о воссоединении теряет всякую актуальность, даже более того — вреден, отвлекая внимание граждан ГДР от магистральной перспективы развития, Ульбрихт упорно гнул свою линию. Разумеется, он не хотел никакого воссоединения, прекрасно сознавая, что ГДР будет подмята ФРГ. Но, понимая взрывоопасность национального вопроса в условиях Германии, он упорно выстраивал всякого рода политические схемы воссоединения — то путем выборов в паритетный общегерманский парламент, то путем создания немецкой конфедерации, то организуя в составе своего правительства статс-секретариат по общегерманским делам. Он не хотел выпускать и саму эту проблему, и политическую инициативу в германском вопросе из своих рук, считал необходимым в случае любого обострения национальных дел иметь продуманную до деталей и инициативную схему действий. В этом он был глубоко прав. Имей мы вместе с СЕПГ в 1989 году такую схему, кто знает, как повернулось бы дело, не сумела ль бы ГДР вырулить на ту или иную форму конфедерации с ФРГ. Но ГДР в 1989 году не имела какой-либо продуманной политики в национальном вопросе, кроме установки на то, что воссоединение не может быть практической политикой.

Сложной фигурой был Вальтер Ульбрихт. При все том он оставался самим собой со всеми привычками и ухватками партаппаратчика. Одно прекрасно уживалось в нем с другим.

На одной из первых бесед с П. А. Абрасимовым, сменившим М. Г. Первухина в 1962 году, В. Ульбрихт как бы между прочим поинтересовался, как новому послу нравится аппарат посольства.

— А что, — насторожился сразу Абрасимов, — у вас есть к кому-либо претензии?

— Да нет, — с некоторой ленью в голосе ответил Ульбрихт. — Просто, когда приходишь на новое место, лучше всего сменить сразу весь аппарат. Оно надежнее, когда вокруг только люди, вами подобранные и обязанные всем лично вам. Я так всегда поступал, даже во времена Тельмана, когда стал руководителем окружного комитета партии в Дрездене.