Однако от него, от этого человека, не требовалось быть опытным моряком. Достаточно, чтобы были замещены руководящие посты. А с прочим справится какой угодно новобранец. Национальной вербовки, активно проводившейся вплоть до деревень внутри страны, было недостаточно. Так же как было ее недостаточно в Венеции и затем в Англии. Значит, иностранец предлагал свои услуги либо их добивались от него насильственным путем. «Ходокам в Голландию», приходившим работать киркой, лопатой или серпом, случалось оказываться на палубе корабля. В 1667 г. на службе Соединенных Провинций будто бы состояло 3 тыс. шотландских и английских моряков98
, а по данным одного французского письма, проводившееся Кольбером снаряжение кораблей якобы привело к репатриации во Францию 30 тыс. моряков, пребывавших главным образом на службе у Голландии99.Достоверность этих цифр не гарантирована, но ясно, что Голландия могла взвалить на себя перевозки по морям мира лишь в той мере, в какой она получала от несчастной Европы необходимую дополнительную рабочую силу. А эта рабочая сила рада была примчаться на зов. В 1688 г., когда Вильгельм Оранский готовился отправиться в Англию, чтобы изгнать оттуда Якова II, команды того флота, что проскочит под носом у кораблей Людовика XIV, были набраны с известной легкостью: стоило только увеличить плату при вербовке100
. Короче говоря, то была не «вялость» Европы101, но нищета ее, позволившая голландцам «заложить начало» своей Республики. Еще в XVIII в. нехватка команд, столь острая в Англии, все еще ощущалась в Голландии. Когда во времена Екатерины II русские корабли останавливались в Амстердаме, некоторые из их матросов выбирали свободу; голландские вербовщики хватали их «на лету», и несчастные в один прекрасный день оказывались на Антильских островах или на Дальнем Востоке, жалобно умоляя вернуть их на родину102.Правительство в Гааге слыло слабым, непрочным. Из чего следовало бы заключить, что незначительный политический аппарат благоприятствовал подвигам капитализма, даже был их условием. Не доходя до такого заключения, историки охотно бы подтвердили суждение П. В. Клейна103
, а именно что относительно Соединенных Провинций едва ли можно говорить «о чем-то, что было бы государством». Пьер Жаннэн104, не столь категоричный, довольствовался утверждением, что голландское процветание практически ничем не было обязано «государству, мало способному на вмешательство». Не иначе думали и современники. По словам Созы Котинью, португальского посланника, который весной 1647 г. вел в Гааге переговоры и пытался подкупить тех, кого можно, это правительство «было правлением стольких различных голов и умов, что его представители редко могли сойтись на том, что для них лучше»105. Тюрго около 1753–1754 гг. говорил о «Голландии, Генуе и Венеции, где государство немощно и бедно, хотя частные лица богаты» 106. Суждение это, верное (да и то с оговорками) для Венеции XVIII в., явно несправедливо для города, господствовавшего в XV в.; ну а для Голландии?Ответ будет зависеть от того, что понимать под правительством или под государством. Если, как это слишком часто случается, не рассматривают совместно государство и социальную базу, которая его поддерживает, то рискуют прийти к ошибочным суждениям о нем. Это правда, что учреждения Соединенных Провинций были архаизирующими; по своим корням они были довольно старым наследием. Правда, что семь провинций считали себя суверенными, что вдобавок они разделялись на крохотные городские республики. Правда и то, что центральные институты — Государственный совет,