Это во многом близко даже к поэме Гомера. Вот, например, эпизод «Илиады». После поединка Менелая и Париса Елена, видя, что Парис вёл себя довольно трусливо, отдаёт предпочтение своему первому мужу. Но Парис, или, как его ещё здесь называют, Александр, жаждет любви Елены. И тогда Афродита, которая покровительствует Парису, велит Елене: «В дом возвратися, Елена; тебя Александр призывает».
Елена противится: «Ах, жестокая! снова меня обольстить ты пылаешь?». Но Афродита неумолима: «Смолкни, несчастная! Или, во гневе тебя я оставив, // Так же могу ненавидеть, как прежде безмерно любила. <…> и погибнешь ты бедственной смертью!» // Так изрекла, – и трепещет Елена, рождённая Зевсом, // И, закрывшись покровом сребристоблестящим, безмолвно, // Сонму троянок невидимо, шествует вслед за богиней» (пер. Н. Гнедича, песнь III).Елена испытывает презрение к Парису. Но когда тот заводит речь о любви: «Ныне пылаю тобою, желания сладкого полный». // Рёк он – и шествует к ложу, за ним и Елена супруга»
, она подчиняется Афродите. Так было у Гомера…Разговор Сапфо с Афродитой довольно близок к этому гомеровскому изложению. Но, если у Гомера всё на самом деле происходит, то здесь это – миф, некоторая метафора её моления. На самом деле такого, может, никогда и не было, но это – выражение её чувств. Это лирика. Может быть, она и представляла, что обращается к Афродите, но здесь мифологические образы всё-таки в значительной степени носят условный метафорический характер. «О, приди ж ко мне и теперь от горькой // Скорби дух избавь и, что так страстно // Я хочу, сверши и союзницей верной // Будь мне, богиня».
То, о чём Сапфо здесь говорит, она как бы вспоминает. Вспоминает, как это изображалось в мифах. А теперь она просит: «Приди ко мне!» – и вот это, собственно, и есть лирическое содержание стихотворения.Сам образ любви у Сапфо – некая богоохваченность, одержимость могучей силой Эроса, которая мучает её. Эта сила как бы поселяется в слабом человеческом теле, являя собой что-то смертоносное, гибельное:
Словно ветер, с горы на дубы налетающий,Эрос души потряс нам…49(Пер. В. Вересаева)Или другой пример:
Эрос вновь меня мучит истомчивый —Горько-сладостный, необоримый змей.50(Пер. В. Вересаева)В буквальном переводе это звучит так: «Снова меня терзает расслабляющий члены Эрос, сладостно-горькое чудовище, от которого нет защиты».
Итак, «страстью я горю и безумствую!»…
Но всё дело в том, что любовь здесь выступает как страсть, а страсть – как страдание. Слова страсть и страдание – одного корня, от греческого слова патос. Но отсюда происходит и слово, которое вы могли и не связывать с этим корнем, – это пафос («» по-русски всегда читалось как «ф»). А с другой стороны, такие слова, как патоанатомия, патология… Кстати, и русское слово страсть тоже имеет сходное смысловое значение – страдание. Отсюда «страстная неделя», «страсти Христовы» – это же не страсть, это – страдания Христа. Вот в таком широком значении страсть, как мы её понимаем, и страсть как страдание является главной темой стихов Сапфо.Сохранилось ещё одно стихотворение Сапфо, которое очень важно для понимания античной концепции любви вообще: