Время Волка

Надо было воспользоваться шансом и хоть раз сыграть чёртову пьесу, пока есть время и инструмент. Но Лёне после рабочего дня совершенно не лез в голову Бах. В последнее время его всё чаще одолевала тоска: он соскучился по дому, по бабушке, по морю. В Сочи сейчас уже тепло, сирень цветёт и можно ходить в одной рубашке. А тут серость, слякоть и холод собачий, даже шапку не снимешь. Чтобы как-то себя развлечь и привести в рабочее состояние, Лёнька начал наигрывать так полюбившуюся ему песню «Чёрное море моё», подпевая вполголоса.

Тот, кто рождён был у моря, тот полюбил навсегда

Белые мачты на рейде, в дымке морской города…

На этих словах перед глазами неизменно возникал Сочи, каким он его видел однажды с палубы прогулочного катамарана (чудом они с Борькой упросили капитана взять их на борт вместе с отдыхающими), раскинувшиеся в несколько рядов друг над другом домики, шпиль Морпорта и кружащиеся над ним чайки. Кажется, всё это было в другой жизни…

Море в далёкие годы пело мне песни, как мать,

Море меня научило грозные бури встречать.

Дорог мне кубрик матросский, скромное наше жильё,

Самое синее в мире, Чёрное море моё, Чёрное море моё.

Удивительно точные и близкие ему слова Лёнька пел, казалось, не голосом, а душой, истосковавшейся по родному городу и привычной жизни. Он даже не заметил, что в комнату кто-то вошёл. Только когда доиграл и сзади раздалось несколько хлопков, вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Браво, браво, молодой человек. — Седовласая гостья Петра Михайловича стояла, привалившись к косяку, и насмешливо на него смотрела. — Очень недурно.

— Ой, ну о чём ты говоришь, Валечка. — На пороге появился раздражённый Пётр Михайлович. — Этого мне ещё не хватало, песенок! Он и так ни черта не делает. С чем ты собираешься поступать, лодырь? Что ты будешь играть на вступительном экзамене? «Хорошо темперированный клавир»?

Лёня пожал плечами. А что ещё, если именно он входит в обязательную программу? И какая разница, что играть и как, ему ведь популярно объяснили в прошлом году, главное — иметь своего преподавателя в приёмной комиссии.

— Погоди, погоди, — замахала на него руками «Валечка». — Молодой человек, а вы только песенками увлекаетесь? Или ещё что-то спеть можете?

Лёня оторопел от такого вопроса, отвечать не стал, в последнее время он выработал привычку избегать лишних разговоров, которые его только компрометировали. Вместо ответа заиграл вступление к арии Мистера Икса. Лёня сто раз её пел дома, даже немного изменил аранжировку, как ему показалось, сделав начало ярче, эмоциональнее, чем в оригинале.

Он спел первые два куплета и на строчке «Слушая скрипку, дамы в ложах вздохнут» сам себя оборвал, заметив полное иронии выражение лица Петра Михайловича, смутился, покраснел и захлопнул крышку пианино.

— Про-остите, Пё-отр Ми-ихайлович, я се-егодня не го-отов, я по-ойду…

Он вскочил со стула, но путь ему преградила «Валечка».

— Погодите, погодите, молодой человек! Куда же вы так спешите? По-моему, вы очень даже готовы. Вы просто готовый певец с потрясающе красивым баритоном. Давайте же, наконец, знакомиться, меня зовут Валентина Ивановна. А вы?

— Лё-оня… То есть Ле-еонид. Ле-еонид Во-олк.

— Чудесно, чудесно. — Она улыбалась и смотрела на него, словно любуясь. — Петя, как ты посмел скрывать от меня этого мальчика?

— Ещё не хватало! — возмутился Пётр Михайлович. — Он поступает на отделение фортепиано и будет…

— Весьма посредственным пианистом, — перебила его Валентина Ивановна. — Ну хорошо, обычным пианистом. Знаешь, Лёня, что с тобой произойдёт дальше? Я тебе расскажу. Пять лет ты просидишь за пианино, окончательно испортив фигуру, заработаешь сколиоз, геморрой, с годами — артрит. Ладно, это даже не важно. Ты закончишь консерваторию и отправишься по распределению куда-нибудь, скажем, в Урюпинск. Преподавателем музыки в местном музучилище. Кстати, а в Урюпинске есть музучилище? Днём будешь учительствовать, а по вечерам, чтобы хоть что-то заработать, станешь играть в затрапезном кабаке жующей и пьющей публике. Нравятся перспективы?

Перспективы Лёне совершенно не нравились. Он как-то не задумывался о будущем, поступление в консерваторию казалось ему конечной целью, а не отправной точкой.

— А между тем, у тебя очень красивый голос и, насколько я могу судить по услышанному, неплохой диапазон. Мутация почти закончилась, голос ещё не окреп, но это дело наживное. Если будешь заниматься и перестанешь копировать Отса, он оформится окончательно. Не будь дураком, мальчик, поступай на вокальное отделение.

— К нам? — чуть ли не закричал Пётр Михайлович.

— Упаси боже, — спокойно парировала Валентина Ивановна. — Только не к вам. Есть множество достойных учебных заведений, где мальчика не испортят. Как насчёт отделения музыкальной комедии ГИТИСа?

— Ну конечно, — пробормотал Пётр Михайлович. — Оперетки…

— Да, оперетки. Почему бы и нет?

— А ты ничего не заметила? Твоя будущая звезда оперетты профнепригодна. Он заикается.