Время волков

Я сбросил камзол и шляпу на руки Брюса, оставшись в одной белой рубашке, широковатых штанах и высоких кавалерийских сапогах. И когда распорядитель дал сигнал, сбросил ножны с меча и вышел на широкую площадку. Мой противник проделал то же, что и я, и стоял в несколько метрах напротив меня. В этот момент он был собран и напряжен, я тоже замер, немного расслабленно, держа меч в чуть отставленной в сторону правой руке. А потом мы пошли по кругу сначала в одну сторону, потом в другую, внимательно сторожа движения друг друга. Наемнику очень скоро надоело ходить, и он провел первую атаку. Он был быстр, очень быстр, но все же для меня недостаточно, я все равно был быстрее, даже не переходя в ускорение. Немного мешало одно, то, что меня учили не фехтовать, а убивать, а вот сегодня, не знаю почему, но в голове крутились мысли не доводить дело до смертоубийства, а оставить противника живым. Как бы еще самому остаться живым – также мелькало в голове, когда еле успел уклониться от меча моего противника, пронесшегося в каких-то миллиметрах от моего лица. Я чуть подвернул кисть своей руки, и из первой атаки Бонто выбрался лишь с небольшой раной на руке, держащей меч. После чего стал очень осторожным и нападать не спешил, несмотря на недовольный гул зрителей. Пришлось уже мне броситься в атаку, из среднего положения перевести атаку вниз и, отбив защиту, чиркнуть по наружной части бедра противника. Раны были небольшие, не наносившие организму серьезных потерь, но обидные, и, кроме того, они кровоточили.

Наконец, Бонто решился, и мы закружили с ним в вихре блистающей стали. Я, отразив его атаку, и сам стал атаковать, периодически наносить ему раны: предплечье, второе бедро, щека, плечо. На этом остановился и, разорвав контакт, осмотрел своего противника. Вся его рубашка была в кровавых пятнах, которые постепенно увеличивались, на бедрах с одной и другой стороны тоже была кровь. Сам Пастер был мокрый от пота, и в глазах его уже светилась не растерянность, а страх. Я тоже устал, но чувствовал, что утомлен намного меньше, чем мой противник. Подумав, я решил, что надо заканчивать дуэль, а Бонто, глядя на меня, что-то понял, и в его глазах мелькнула обреченность. Но это было лишь мгновение, он справился со слабостью и тверже сжал свой меч. А я, начиная атаку, спровоцировал его закрыться мечом и резко ударил по выставленному мне навстречу мечу; раздался звон сталкивающейся стали, а потом половина меча Бонто, жалобно звякнув, упала на землю.

Вначале никто ничего не понял, потом пронесся вздох удивления, а Пастер растерянно смотрел на то, что осталось у него в руках от меча, затем он просто опустился на колено и склонил голову, признавая свое поражение, и, наверное, ожидал удара мечом. Но я просто развернулся и, подойдя к Брюсу, взял из его рук кусок полотна и вытер пот с лица. Затем накинул камзол, вскочил на коня и направился на постоялый двор, Брюс остался, чтобы решить все вопросы по дуэли. Зачастую после дуэли у пригравшего можно было забрать броню и оружие, это уже являлось собственностью победителя. Но тут брать было нечего, так что все сводилось к выяснению, удовлетворен ли вызывавший.

Я и не думал его убивать, он воин герцога, и лишние проблемы из-за смерти вассала герцога мне не нужны. Так что пусть этот десятник еще покуражится, пока не нарвется на человека более кровожадного, чем я. Да, на моих руках много крови, но я никогда не испытывал удовольствия от убийства, мне приходилось или защищать свою жизнь и честь, или охранять жизни доверившихся мне людей. Так я думал, покачиваясь в седле, по дороге к постоялому двору.

* * *

Иваста просто не находила себе места, она уже жалела, что не поехала вместе с Алексом и Брюсом, хоть и понимала, что там ей было бы еще хуже, видя, как убивают Алекса. А здесь, находясь в неизвестности, она металась по комнате и просто сходила с ума. У нее даже два раза началось непроизвольное превращение, она еле успела это остановить. Вообще она не хотела, да и не предполагала куда-то отправляться, просто как-то вечером отец сказал, что хочет отправить ее с забредшим к ним путником.

– Я попрошу, чтобы он тебя вывел из «проклятого» леса. Если это у него получится, то живи, дочка, а за нас не беспокойся, мы с матерью будем просто рады за тебя. Это единственная возможность вырваться отсюда, а здесь мы все найдем смерть.

Иваста вскинулась, пытаясь сказать, что она не согласна с этим.

– Сиди и слушай меня… Если получится вырваться из леса, отправляйся на север, там живут родители матери, а также ее сестры и братья, они тебя узнают и помогут. И пусть с тобой будет удача.

Иваста сидела, слушала и плакала… Думаете, волки не умеют плакать, умеют – еще как. Утром мать обнимала ее и тоже плакала. Поэтому она и невзлюбила с первых минут Алекса, ведь он разлучал ее с родными.