Время вороньих песен

– Тогда. Когда он… они ко мне приходили. Не всегда, но такого я помню.. Вспомнила… Один… Был… запрещал закрывать глаза, когда…  

– Лицо, как выглядел?

– Скулы такие, как лезвия и пальцы тонкие и улыбался словно… вампир.

– Дивно… А теперь опишите мужа.

От этого безразличного голоса отчего-то сразу становилось легче. Не совсем, однако.. Я припомнила подробно и поняла, что описала разных, но похожих мужчин, братьев или близких родственников. У Огаста только скулы и были хороши, и наверное, брови, почти ровные, а к краю – резко вниз и чуть вдавленные в череп виски.

– Характерные черты для Крево, – поделился Пешта.

Я встала, прошла мимо него к вместилищу спиртного и под пристальным взглядом плеснула себе в ближайший стакан. Даже если из него уже пили – все равно продезинфицируется. На вкус оказалось куда лучше тролльего самогона. Может мне тоже шмыгающий нос претит, потому что это, в первую очередь, мой нос. 

– Так он действительно его бастард? – чувствуя, как меня окончательно отпускает, а по телу разливается тепло, спросила я и, за неимением лучшего, запила водой из стоящего рядом графина.

Ведьмак отложил блокнот и теперь, опершись о подоконник, внимательно наблюдал за мной поблескивая глазами. От взгляда стало жарче, будто я еще немного выпила. 

Галстука на Пеште тоже не было, верхняя пуговица рубашки – расстегнута, а остальные… ткань натянулась и казалось, будто они вот-вот выскользнут из петелек… Я выдохнула и отошла подальше, за стол. Чтобы он нас разделял. Стол разделял, а взгляд – притягивал.

– Могли бы и поинтересоваться экстерьером будущего супруга. Вы настолько нелюбопытны? 

– Не хочу остаться без носа.

– Проявлять любопытство не значит совать вышеозначенный орган во все доступные… – он замолчал.

– Что?

– Прекратите так смотреть.

– Как?

Я даже пискнуть не успела, как Пешта, словно притаившийся в засаде кот, рванулся, скогтил меня, прижал к стене и впился в рот поцелуем, будто укусил или пометил. Затем рывком задрал алые шелка, бисер и кружева, сжал жесткими горячими пальцами бедра, затем подхватил мою ногу под коленкой, приподнял, устроил у себя на талии и так, придерживая, прижался теснее. Чтобы я почувствовала. И все это молча, не моргая и не отводя жадного взгляда. Дрожь желания пробежала по нам одновременно. Как сигнал…

– Я вас ненавижу, – с чувством проговорила я некоторое время и некоторые действия спустя, слегка стыдливо (хотя к чему уже!) поправля те части туалета, которые под платьем прячутся. Для этого пришлось встать с дивана. Да. Это опять был диван, хоть началось все немного в другом месте.

– Ну-ну…

– Мне все время хочется пнуть вас чем-нибудь тяжелым.

– Если это доставит вам удовольствие.

– В чем подвох?

– Я сильнее. И ваши пинки закончатся примерно тем же, с чего все сейчас началось. Вы посмотрите, я вас прижму… куда-нибудь и… вы снова будете говорить, что ненавидите меня.

– Я вас ненавижу.

– А я о чем.

– Вы испортили мне единственное приличное платье, – шнуровка едва держалась, и я решила на всякий случай не делать резких движений.

– Скорее неприличное… Купить вам новое?

– Еще не хватало, чтоб вы мне платья покупали.

– Как хотите. Можете снова надеть мой пиджак.

– И что обо мне подумают, если я выйду в вашем пиджаке?

– Все уже все подумали, когда вы только в зал вошли. А кто не успел, подумали после того, как я вас унес, потому что нас нет уже больше часа. – Пешта направился к столу, забрал что-то из верхнего ящика, сунул в карман брюк, вернулся, набросил мне на плечи свой пиджак и шагнул к двери.

– Вас домой отвезти или здесь заночуете?

Я решила, что лучше промолчу. Просто возьму и молча пойду следом, а все, что я тут натворила, пусть тут и останется. Да, так будет правильно. И когда калач явится с инспекцией, за порцией крови или еще за каким-то демоном, просто сделаю вид, что ничего не было. Совсем. Ничего. Не было. Я молча спускалась за ним по служебной лестнице, цепляясь за перила и упрямо игнорируя его руку, пока он не поступил со мной, как в доме. В холле он взял мое пальто, и я молча его надела и так же молча села все в тот же экипаж, и мне было начхать, какая у возницы шляпа. Я снова сделала это с Пештой! А ведь он мне даже не нравится! Или нравится? Черт… Черт… Черт… 

– Стадия уничижения уже дошла до мыслей о самоубийстве?

– Вам бы в радость, не так ли?

– Признаю, это избавило бы меня от множества хлопот. Вы самое невыносимое наказание, которое я когда либо получал.

– И чем же вы так провинились? Нахамили, кому не следует?

Пешта хмыкнул. Кажется, я угадала. Тьма… Я же собиралась молчать… Ну вот и помолчу. Потом мы приехали. Дом приветливо зажег свет на первом этаже. Мне подали руку, чтобы выйти. Когда я утвердилась на земле обеими ногами, Пешта потянул воздух носом, дернул бровью.

– В чем дело?

– От вас бренди пахнет, – заявил калач, полез в карман, и протянул мне жестянку с пастилками. На крышке среди колючек и листьев порхали колибри, а внутри были маленькие красноватые леденцы. 

– Это барбарис, – сказала я.