Все дороги ведут к тебе

Я отстранилась, потому что не хотелось выглядеть законченной липучкой.

– Тебе нужно еще что-то доделать перед закрытием?

Я покачала головой:

– Нет, я закончила инвентаризацию прямо перед твоим приходом. Теперь нужно просто дождаться трех.

Он кивнул, бросил быстрый взгляд на Уолтера и снова посмотрел на меня:

– Ты не ответила на мое сообщение.

– А ты писал?

Роудс ни разу не писал мне, пока был в отъезде, но после возвращения дважды присылал эсэмэски, в обоих случаях предупреждая, что будет поздно. Он сам признавался, что разговаривать не любил, но и переписываться, судя по всему, тоже. Это было мило. Я предположила, что для этого у него были слишком большие пальцы.

– Вчера вечером.

– Я ничего не получала.

– Было поздно. Я спросил Эйма, дала ли ты ответ насчет Дня благодарения, а он сказал, что забыл спросить.

Гадать не хотелось.

– И что насчет Дня благодарения?

– Чтобы ты поехала с нами. Он всегда проводит этот день с семьей Билли, а утром приедут его мама и папа. Это будет сюрприз.

У меня расширились глаза.

– Там будет его мама?

– И Билли. Они заедут за ним по пути из аэропорта. Следующую неделю он проведет с ними, а потом они улетят обратно, – объяснил Роудс, внимательно глядя на меня. – Эйм хочет, чтобы ты тоже поехала и познакомилась с ними.

– Правда? – тихо спросила я.

Уголок его рта приподнялся.

– Ну да. И я хочу. Билли сказал, чтобы без тебя я не приезжал. Они о тебе очень наслышаны.

– От Эйма?

Он улыбнулся, что случалось нечасто:

– И от меня.

Мои коленки дрогнули, и я с трудом удержалась на ногах. И даже – вот чудеса-то! – расплылась в широчайшей улыбке, так что щекам стало больно.

– Ты правда хочешь? Я собиралась остаться дома и тусоваться сама с собой…

Фиолетово-серые глаза смотрели на меня вопросительно.

– Ты не говорила, что поедешь во Флориду или к друзьям, вот мы и подумали… – загадочно обронил он, уклоняясь от ответа на вопрос, хочет ли сам, чтобы я поехала.

– Вообще-то я равнодушна ко Дню благодарения. Мама никогда не придавала ему особого значения. Она говорила, что пилигримы – свора колонизаторов и отмечать начало геноцида недостойно. – Я помолчала. – Я почти уверена, что это были ее точные слова.

Роудс моргнул:

– В этом есть смысл, но… У тебя же выходной? Так почему бы не устроить праздник и не выразить благодарность за то, что имеешь? Поблагодарить за людей, которые у тебя есть?

Я улыбнулась:

– А это идея!

– Так что, поедешь?

– Если ты хочешь.

Его губы изогнулись в подобии улыбки, а голос звучал ворчливо:

– Выезжаем в полдень. Будь готова.

– У тебя снова командный тон.

Он вздохнул, поднял глаза к потолку и смягчил голос:

– Пожалуйста, поедем с нами на День благодарения!

Я просияла:

– Ты уверен?

Он чуть наклонил голову, и его дыхание коснулось моих губ. Мое сердце чуть не выскочило из груди.

– Уверен, даже если бы ты не улыбнулась вот так.

* * *

Не хотелось сознаваться себе в том, что я нервничаю, но на следующий день я действительно нервничала.

Чуть-чуть.

Я зажала потеющие ладони между ногами, чтобы поминутно не вытирать их о леггинсы, которые надела под платье.

– Ты чего вертишься, как уж? – поинтересовался сидевший за рулем Роудс.

Тетя Эймоса жила в двух часах езды, и расстояние неуклонно сокращалось. Стыдно признаться, но машина уже дважды останавливалась по моей вине: я бегала в туалет.

– Я нервничаю, – призналась я.

Утром я долго наводила красоту: впервые за много месяцев делала макияж, наносила бронзатор и гель для бровей. Я даже погладила платье! Когда я пришла в дом за утюгом, Роудс улыбнулся и, пока я приводила свой наряд в порядок, стоял над моей душой, а потом погладил его заново, потому что управлялся с утюгом лучше меня.

Гораздо лучше!

И, честно говоря, эта картина – как он гладит мое платье – врезалась мне в память до конца моих дней. Я наблюдала за ним, и в груди росло щемящее чувство. Потом я постараюсь его проанализировать. Когда останусь одна.

– А из-за чего ты нервничаешь? – спросил он, как будто считал это полнейшей глупостью.

– Я познакомлюсь с мамой Эймоса! И с твоим лучшим другом! Не знаю, я просто нервничаю. А вдруг я им не понравлюсь?

Его ноздри слегка раздулись, глаза были прикованы к дороге.

– И много таких, кому ты не нравишься?

– Порой встречаются, – я затаила дыхание. – Поначалу я не понравилась тебе.

Он посмотрел в мою сторону.

– Вроде бы мы это уже обсудили? Мне не понравился поступок Эймоса, а отрикошетило в тебя. – Он кашлянул. – И другой момент.

Это насчет того, что я напомнила ему маму. Мы больше не поднимали эту тему, и едва ли вернемся к ней в обозримом будущем.

Я бросила взгляд в окно:

– Это так, но все равно я тебе не нравилась.

– Согласен. Не нравилась. – Он метнул в меня взгляд – без улыбки, но с самым нежным выражением, о котором можно было лишь мечтать. – Но эту битву я проиграл.

Щемящее чувство вернулось, и я выдала ослепительную улыбку.

Нежное выражение сохранялось на его лице, электризуя мой мозг и сердце.

Я снова вытерла руки и сглотнула.

– Его мама такая успешная, и папа тоже, а я вот тут… не знаю, что делать со своей жизнью в тридцать три года.