Все хорошо

И вот, наконец, я вижу ее. Замечаю в просветах между склонившимися над ней фигурами дергающиеся небритые ноги. Босые ступни, торчащие между обтянутыми хаки мужскими бедрами. Она извивается, и ее пристегивают к столу ремнями. А я чувствую, как эти тугие путы не дают ей пошевелиться. Чувствую, как скачет под ребрами ее сердце. Чувствую, как саднит от сорванного дыхания ее глотка.

– Кто это? – хочу выкрикнуть я, но голос не слушается.

Потому что я знаю, кто это. Всей кожей ощущаю каждое их прикосновение. Мышцы у меня ноют. Ноги и руки все сильнее немеют. Ступню выкручивает судорога. Внутри все ярче пульсирует алым паутина.

– Прекратите!

Никто мне не отвечает. Ни склонившиеся в алом мареве над столом мужчины. Ни восхищенно наблюдающие за ними зрители.

Марк тоже просто стоит и смотрит. Как эти люди, все ниже наклоняясь над столом, ломают и рвут на куски женское тело. Смотрит и улыбается – с сочувствием, но все же улыбается. Как будто эта женщина, кем бы она ни была, сама напросилась. От нее одни проблемы. Что прикажете делать? Придется ее заткнуть. Иначе она никогда не перестанет жаловаться, твердить, что ей больно. Что ж, дадим ей реальный повод поныть, договорились?

– Нет, – трясу я головой. – Пожалуйста, не надо.

Но меня не слышат. Мужчины разговаривают только друг с другом. Один из них – доктор Ренье? доктор Харпер? – уже приготовил иглу. Такую огромную, какой я в жизни не видела. С кончика ее в потолок выстреливают капельки жидкости.

– Нет! Что вы с ней делаете? Перестаньте! Кто-нибудь, остановите его!

Но никто его не останавливает. Он втыкает иглу в тело женщины, и я бросаюсь к сцене.

– Никогда, – тем временем приговаривает доктор. – Я бы никогда. Никогда…

– И я бы ни за что, – встревает другой, – если бы только знал…

– Я бы все отменил, – поддакивает третий. – Все бы отменил, если бы только знал как.

– И я, и я.

– Я бы никогда так не поступил.

– Никогда, ни за что.

И вдруг оно возвращается. Впервые за долгое время. То знакомое яркое пламя. Языки его несутся вниз по моим бедрам. И нервы орут от боли. Я вскрикиваю – и в тот же миг вскрикивает и пристегнутая к столу женщина на сцене.

Зрители аплодируют. Доктор Ренье скромно кланяется.

Внезапно я падаю. Прямо в проходе. И вижу перед собой притоптывающие по полу черные кожаные ботинки. Не могу заставить себя поднять голову, взглянуть их хозяину в лицо и определить, кто из троицы передо мной. Они ведь только что сидели в заднем ряду, у меня за спиной, разве нет? А теперь сместились сюда, вперед. Аплодируют. И смеются.

«Мы просто хотим посмотреть хорошее представление, мисс Фитч».

Нет.

Я с трудом поднимаюсь на ноги. Зал охает. Кое-как распрямляюсь и начинаю ковылять к сцене, ко все плотнее сжимающемуся вокруг женщины, вокруг меня, кольцу мужчин.

– Я бы никогда, – напевают они. – Никогда, ни за что.

Они же сейчас убьют ее. Нужно спешить, остановить их, но я еле ползу. Сильно хромаю. Скорее бы добраться до сцены, где двое мужчин вот-вот разрежут мою ногу на куски. В бедро снова втыкаются вилы. Три отметины. Кости орут от боли, заставляя меня разевать рот.

– Как бы я хотел все отменить, – поют мужчины. – Отменил бы все, если бы знал как.

– И я, и я.

Из легких вышибает воздух. Нога каменеет. Я снова падаю на пол. И на этот раз встать уже не могу. Если бы только мне удалось добраться до сцены. Если бы удалось спасти ее от них. Опираясь на руки, я ползу вперед. Ползу к алым огням, к кружку мужчин, которые, распевая, мучают несчастную женщину. Хочется что-то сказать, выкрикнуть, но горло сдавило. В висках пульсирует кровь.

В зале яростно аплодируют.

– Помогите, – шепчу я.

Но никто не бросается ко мне. Все только хлопают. Женщина на столе обмякла. Потеряла надежду. Сдалась. Ее нога свешивается с края. Омертвелая. И я это чувствую. Мужчины хлопают друг друга по плечу и тоже аплодируют. Отлично потрудились.

А зрители смотрят на меня, ползущую по полу, и смеются. Притоптывают ногами. Черными остроносыми кожаными ботинками. От их топота, от хлопков у меня все тело трясется. И тут софиты снова гаснут.

* * *